Электричка, подав гудок, отчалила от платформы. Вот пролетел мимо последний вагон, открывая вид на пристанционную площадь с ларьками, импровизированными прилавками деревенских бабулек, автобусной остановкой и стоянкой такси. Сошедшие пассажиры, завидев стоящий под парами автобус, резвой рысью побежали к переходу. Надежда отступила к перилам, чтобы пропустить торопыг вперед. Даже если этот "ЛиАЗик" идёт до Иваньково, она всё равно возьмёт такси. Попутчики ей сейчас ни к чему, она должна собраться с мыслями.
В прошлый раз Алик отказался повторить сеанс гипноза. Сказал, что использует этот вид терапии только в критических случаях, потому что "груз проблем из прошлой жизни многим переломил хребет, но никого ещё не сделал счастливее". Толчок к исцелению вместе с ответом на самый животрепещущий свой вопрос Надежда получила, теперь должна справиться сама. А если поймёт, что не справляется, пусть приезжает снова, но работать отныне они будут традиционными методами.
Положим, "толчок к исцелению" – крайне неадекватное определение тому, что тогда получила Надежда. Точнее было бы назвать это крышесносом. Или потрясением основ, если выражаться литературно. Крушением мировоззрения. Не то чтобы она возражала: это самое мировоззрение погружало её в отчаяние, довело почти до роковой черты и, по правде говоря, не стоило доброго слова. Его крах действительно принёс ей исцеление – если можно считать исцелением безумное ощущение зависания над бездной. Но, по крайней мере, мысли о самоубийстве Надежду больше не преследуют.
И все-таки она приехала снова. Не для того, чтобы Алик поработал с ней "традиционными методами". Он должен понять, что в её случае традиционные методы – плохое подспорье. Все культурные подпорки её нынешней жизни подломились, когда Надя с его помощью перенеслась на несколько минут в свою прошлую инкарнацию. Тогда – в том существовании – истина была рядом. Во всяком случае, был рядом человек, который её постиг. Надежда должна найти слова и убедить Алика, что ей нужно побывать там ещё раз…
Увидев, что она идёт к машине, таксист опустил стекло и крикнул:
– Куда вам, мадам?
– В Иваньково.
– Двести рублей.
Надя кивнула и взялась за ручку задней двери, проигнорировав распахнутую переднюю. Водитель с ухмылочкой перегнулся через сиденье и разблокировал замок.
– Подождите, пожалуйста! – От остановки к машине, торопливо перебирая длинными тощими ногами, спешила девчонка лет семнадцати. – Мне тоже нужно в Иваньково. Возьмите меня с собой.
Надежда, уже наполовину забравшаяся в салон, поморщилась, как от болезненного укола, и выпрямилась. Нужно собраться с духом и отказать – вежливо и твёрдо. Ей давно пора научиться говорить "нет"; сейчас как раз подходящий случай. "Сожалею, это невозможно". Нет, так слишком грубо. "Извините, мне необходимо побыть одной". Да, это гораздо лучше.
Она посмотрела девушке в глаза… и поняла, что учиться отказывать будет как-нибудь в другой раз. Перед ней стояла сестра по несчастью – на двадцать пять лет моложе, на двадцать пять килограммов легче, но с тем же тоскливым взглядом брошеной собаки, который Надя ежедневно видела в зеркале.
– Пожалуйста, – тихо повторила девушка. – Я не буду приставать к вам с разговорами.
Надежда молча кивнула и снова полезла в салон. Девчонка устроилась рядом с водителем. Машина плавно тронулась и покатила к железнодорожному переезду.
"Алик, поймите, западная система идей, включая все религиозные и научные воззрения – вплоть до структуры причинно-следственных связей – слишком далека от истин, которые питали меня в прошлом воплощении, – репетировала свою речь Надежда. – Я просмотрела всё, что смогла найти о буддизме Тибета. Если не считать шарлатанов и дураков, которые сводят его философию к набору примитивных поучений, все авторы подчёркивают, что их работы дают лишь самое приблизительное, самое грубое представление о сути буддизма. Наш способ мышления, наша логика просто не приспособлены к его восприятию, понимаете? А мне необходима именно суть учения. Оно было моей главной опорой – там, тогда… когда я была сильной… был сильным… Ох, как же трудно назвать ту часть "я", что перерожается из жизни в жизнь; назвать, не используя слово "душа", само понятие которой буддисты отрицают".
Надежда перестала подбирать доводы, предоставив мыслям течь свободно. Тогда… ту жизнь она закончила молодым монахом. С точки зрения его веры – добралась почти до самого верха бесконечной лестницы перерождений, уже следующая инкарнация могла принести ему освобождение. Железной волей он подавлял волнение дхарм, презревая потребности плоти, страдания и желания эго. Было только одно стремление, которому он потакал: стремление к просветлению. Но ведь к нему и следует стремиться, разве нет? Разве не к этому призывает учение Будды? И молодой монашек, умирающий на земляном полу холодной кельи – от ран, полученных в схватке с монахами другого монастыря, верил, что в последнем своём воплощении одолел ещё одну ступеньку к вершине. Верил, но ждал Учителя не без трепета.
За восемь лет, прожитых монашком в этих стенах, Учитель говорил с ним считанное число раз. Не потому, что пренебрегал учеником, просто не дорос ещё монашек до истин, открытых Учителю. Слишком туманными казались его слова. Но все знают: когда кто-то из учеников умирает, Учитель приходит с последним напутствием и открывает умирающему, в чём была его главная ошибка и что сулит ему будущее перерождение.
