– Вика! Вик! Ну, пошли уже! – Лешка Пешеходов вихлялся тощим телом в сумерках школьного коридора. Судя по блатной хрипотце, предательски срывавшейся на петушиный дискант, Лешка в данный момент ощущал себя очень взрослым и крутым. Впрочем, как и все сегодняшние выпускники.
Первая ночь взрослой жизни. До свидания, школа…
– Вика, я долго ждать-то буду? – Пешеходов нагло сплюнул на пол и сразу воровато затер следы преступления ботинком. Резко перейти из опасливой зависимости от уборщицы тети Фаи к безграничной уверенности в собственной силе и правоте дано не каждому.
Виктория Цаплина нехотя спрыгнула с подоконника и под напряженными взглядами подруг прошествовала к Лешке. Пешеходов подобрался и горделиво выставил вперед тощую ногу с мосластым коленом, подрагивавшим под тонкой тканью брюк. Правый локоть он предусмотрительно отодвинул, вероятно, рассчитывая, что мадемуазель Цаплина зацепится за него, как покорная баржа, и поплывет рядышком, млея от его внимания.
– Слушай, Леша! – Виктория проигнорировала локоть, притормозив в метре от нахального ухажера и смерив его жалостливым взглядом колхозницы, размышляющей, пустить петуха на суп или на жаркое. – Вот пойду я с тобой, и дальше что? Что ты со мной делать-то будешь? Ты вообще в курсе, что с женщинами делают?
Пешеходов так далеко не загадывал. Он любил мыслить текущими категориями, не просчитывая варианты. Тем более что парни наперебой хвалились легкими победами, из чего следовало, что девушку надо лишь позвать, а дальше все получится само.
Цаплина разрешала носить свой портфель, принимала мелкие подарки и даже пару раз позволила целовать себя. Из этих незначительных фактов Леша сделал неправильные выводы. За что и поплатился.
– Ты… того… – набычился Пешеходов и покосился на Викиных закадычных подружек, напряженно вытянувших шеи и обратившихся в слух. Обе курицы настроили локаторы и уже смаковали подробности завтрашних сплетен. Лешка злобно шмыгнул и прокукарекал: – Не сомневайся, знаю я, что с женщинами делают!
– Молодец, – похвалила Цаплина. – Иди, пять.
Пешеходов машинально пискнул «спасибо» и даже чуть не ушел, но в спину ударило гаденькое хихиканье. Лешка тормознул, величественно обернулся, едва не вывихнув тощую шею, и презрительно процедил:
– Хорошо смеется тот, кто смеется последним. – И он откланялся, мерно постукивая по линолеуму каблуками новых ботинок. Следом за ним семенило тусклое пугливое эхо.
Если бы Пешеходова кто-нибудь спросил, на что он намекал своим драматическим пассажем, Леша вряд ли смог бы внятно объяснить. Ничего он в виду не имел, но получилось как-то зловеще и непонятно.
– Чего это он? – поежилась Лена, пожав полными плечами и поправив декольте, плавно переходившее в неприлично короткую юбку. – Каркнул и ушел, все настроение испортил.
Три закадычные подруги недоуменно и опасливо смотрели вслед Пешеходову, а тот, словно подгоняемый их неодобрительными взглядами, внезапно ускорил шаг и перешел на иноходь, скрывшись во тьме. Где-то далеко, в актовом зале, гремела дискотека, напивались уже бывшие одноклассники и назревали последние драки.
– Ну, мы ему тоже настроение-то подпортили, – справедливо заметила Аня Кочерыжкина, самая маленькая, непрезентабельная и рассудительная из троих.
Их тройка сложилась еще в первом классе. Одни дружат по интересам, другие сходятся из корыстных соображений, а этих совершенно разных девчонок объединило место проживания. Когда изо дня в день ходишь в школу и возвращаешься домой по одной и той же дорожке, поневоле начнешь общаться.
Главной в их трио была Вика Цаплина: рыжая, самоуверенная и умная. Она не была красивой, но вела себя так, что отсутствие модельных данных отходило на второй план. Виктория была эффектной. Во всяком случае, так говорила Ленка.
Ленка Ковальчук была вторым голосом в этом трио, второй скрипкой. В общем, не на главных, но и не на последних ролях. Ковальчук отличалась сочной дебелой красотой сельской девахи, неизвестно какими путями попавшей в каменные джунгли современного города. Особым умом Ленка не блистала, но и дурой не была, особенно по части жизненной смекалки.
Третьей в упряжке являлась Аня Кочерыжкина, удивительно и безнадежно соответствовавшая своей непрезентабельной фамилии – низкорослая, крепенькая и блеклая. Женственности в ней тоже было примерно столько же, сколько в кочерыжке. Зато Кочерыжкина была почти круглой отличницей и принципиальной девицей. Из таких получаются замечательные партийные фигуры – непримиримые и упертые. У них нет возможности растрачивать душевные и эмоциональные силы на всякие любовные переживания и терзания, поэтому сэкономленные резервы подобные барышни пускают на борьбу за правое дело. Кочерыжкина еще не нашла себя, но уже была близка к тому, чтобы прибиться к партии защитников бездомных животных. Останавливало лишь категорическое нежелание мамы и бабушки превращать квартиру в филиал живого уголка, заполненный брошенными кошками и собаками. Тем более что первая кошка, притащенная Анной со двора, разодрала не старый еще диван, поцарапала бабушку, а ночью орала так, что пришли соседи. Среди соседей оказалась и безутешная хозяйка утерянного животного, вместо благодарности обвинившая Кочерыжкиных в краже своего плешивого сокровища.
