ДМИТРИЙ ВОЛОДИХИН
ТРЕБУЕТСЯ ОСЕЧКА...
БЛИЖАЙШЕЕ БУДУЩЕЕ РОССИИ В ЛИТЕРАТУРНОЙ ФАНТАСТИКЕ
Эта статья представляет собой сводку картин будущего в повестях и романах, вышедших за последние лет 8-10. Когда я стал писать ее, меня попросили обосновать: зачем социологическому журналу обращаться к фантастике? В ответе содержится подвох. С одной стороны, художественный текст становится популярным только тогда, когда в писательском голосе, голосе одиночки, начинают звучать тысячи иных голосов, иными словами, когда автор произведения выражает чаяния множества современников и соотечественников. С другой стороны, некоторые писатели-фантасты включены в сообщество политтехнологов; не знаю, случалось ли кому-нибудь из них написать роман на заказ, проекты подобного рода мне известны; попытки откорректировать общественное сознание с помощью романа, содержащего футурсценарий и подгруженного характерными технологиями воздействия на умы, встречается сплошь и рядом [1]. И порой невозможно сказать, какое начало в книге преобладает: социологическое или политтехнологическое. Впрочем, если идеи некоего “корректора умов” получили популярность, значит, они тоже стали фактором влияния, интересующим социолога...
Так что речь пойдет не обо всех фантастических романах, выходящих в России, - ведь только “свежих” ежегодно появляется по 400! - а лишь о сколько-нибудь заметных, повлиявших на публику.
ВОЗРОЖДЕНИЕ ФУТУРОЛОГИЧЕСКОЙ ФАНТАСТИКИ
На мой взгляд, конец 90-х обозначил перелом в настроениях наших фантастов. Если в первой половине - середине 90-х главная магистраль фантастической литературы дышала западничеством и либерализмом, “освобождением от СССР” и относительно редко появлялись книги, уходящие в сторону от этой линии [2], то в 1998-2000 годах появился принципиально иной мотив: “Нам нужно что-то другое”. Иными словами, начался поиск альтернативы. И, соответственно, возродился интерес к созданию новых образов будущего [3]. Собственно, с середины XX столетия футурологическая фантастика в большинстве случаев была включена в “войну сценариев”: просоветские сценарии против проамериканских, более левые против менее левых, катастрофические против оптимистических и т. д. Утверждение определенного образа будущего в головах читателей мыслилось как часть большой идеологии. В начале 90-х Россия декларативно отказалась от какой бы то ни было общей идеологической системы [4]. По TV шли молодежные передачи, где бодрые шоумены выкрикивали: “Передовые технологии вместо идеологии!” Тем уникальнее ситуация в нашей фантастике последнего десятилетия: она активно выдает описания будущего, отталкиваясь от несформулированной идеологической базы и при отсутствии поддержки со стороны государства или же влиятельных общественных организаций.
Названный перелом нельзя связывать со сменой президента - он начался раньше и был инициирован сразу несколькими факторами: банковским кризисом 98-го, тяжкими обстоятельствами чеченской войны, и в частности Хасавюртом, а также неубывающей нищетой на фоне быстрого обогащения относительно незначительной части общества. Не знаю, что тут сыграло главную роль, кажется, 98-й год. Страна наполнилась яростью. И государственный патриотизм путинских времен всего лишь закрепил уже существующую жажду “поменять декорации”, “добиться реванша”, “переобустроить Россию”. В идейном смысле мощным катализатором возрождения фантастической литературы, содержащей моделирование будущего, стало столкновение российского общества с идеями глобализации. С того момента как они перестали быть частью конспирологической “черной дыры” и прошли “популяризацию”, российская фантастика с необыкновенной энергией принялась формулировать “наш ответ”.
НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ
Современная Россия и даже - если брать шире - нынешний русскоязычный мир редко заявляет о себе на страницах современной отечественной фантастики. Фантастов мало интересует настоящее. Очень редко в их текстах появляется хоть что-то, напоминающее “портрет своего времени”. В лучшем случае там обнаруживаются “кусочки мозаики”. Отчасти такова особенность фантастической литературы в целом: для нее нормально чаще рисовать будущее, чем современность.
С другой стороны, в отличие от советского периода [5] и даже от конца 80-х, когда находились литераторы, благословлявшие “время перемен”, фантаст постдефолтного времени смотрит на окружающую действительность либо как на серую, скучную, хищную среду, где у умного человека сравнительно немного возможностей реализоваться (Евгений Прошкин), либо как на “повседневный кошмар”. Так, Михаил Тырин и Ярослав Веров создали два очень разных “гимна провинции”: “Синдикат «Громовержец»” и “Господин Чичиков” - но картина жизни в обоих романах очень неприглядная. В первом - мир, где жить еще можно: грубость нравов, уголовщина, нищета, кулачные бои на пустырях - некрасиво, небогато, но по большому счету показана всего лишь концентрация недостатков советской эпохи при отсутствии ее достоинств (город-прототип - Калуга). Во втором романе предъявляется коллективный портрет региональной “элиты”, писанный однойкраской - черной (город-прототип - Донецк). Ситуация и впрямь гоголевская: галерея, где каждый экспонат является нравственным уродом и преступником, готовым прыгнуть хоть бесу в пасть ради власти и денег. Как в “Мертвых душах” нет ни единого “положительного” героя, так и в “Господине Чичикове” они начисто отсутствуют.
