Мы сидели около журнального столика, утопая в мягких креслах. Я смотрел в Ее глаза, но не видел в них отражения собственного страха. Скорее, насмешку надо мной. Удивления от того, что Она не боится, не было. Наверное, я был бы изумлен, увидев Ее страх. Все то время, которое я Ее знал, Она никогда и ничего не боялась. Вот и теперь, когда я смотрел на фарфоровое блюдо, с каемкой из стилизованных золоченых розочек, и слышал отдающийся в ушах стук сердца, меня трясло от ужаса, а Она была абсолютно спокойна. Нет, я все же не пойму никогда, как можно сохранять спокойствие, когда мертвое сердце на блюде продолжает биться. И бьется все сильнее и сильнее, мне кажется, что еще немного, и фарфор разлетится вдребезги под этими ударами. Может быть, это — синдром вины, совсем как у Эдгара По. Там тоже убийца постоянно слышал стук сердца жертвы. Но нет, я же вижу, вижу собственными глазами, как этот кусок мышечной массы вздрагивает, встряхивая журнальный столик.
А мы сидим и ждем, глядя то на это сердце, то друг другу в глаза. И я каждый раз первым отвожу взгляд, не в силах выдержать Ее спокойной насмешки. Наверное, мне нужно рассказать все сначала. С чего все это началось, и как появилось в моей квартире бьющееся мертвое сердце…
Я продаю книги. Знаете, что это такое? Маленький магазинчик, уставленный стеллажами, на которых стоят ряды книг. Мне всегда нравились книги, их вид, запах типографской краски, совсем не такой, как у газет и журналов. Ощущение шершавых переплетов под пальцами и выпуклости букв на страницах. В детстве я мечтал, что стану знаменитым писателем, и все будут зачитываться моими книгами. Но этого не произошло. Чего-то во мне не хватало для того, чтобы самому писать книги. Возможно, внешних впечатлений, а, может быть, и внутренней глубины, которая помогает осознать мелочи, чтобы проникнуть в самую суть какого-то явления, и даже в банальнейшем происшествии найти вечную истину. Я стал торговать книгами, чтобы хоть как-то быть причастным к ним. Пусть не к созданию, но хотя бы — к распространению. Мне хотелось донести до каждого чужие мысли, которые заставляли сжиматься мое сердце, когда я смеялся и плакал, читая книги.
Но, знаете, никто сейчас не покупает хорошие книги. Или — почти никто. Если бы я не продавал эти современные романы в мягких обложках, с глупым золотым тиснением, мне не на что было бы жить. У меня были в магазине прекрасные книги, поверьте, действительно прекрасные. Редкие издания, замечательные иллюстрации… Но это никому не было нужно. Действительно, кого сейчас может заинтересовать Шекспир в оригинале? Или древнекитайские философы? Мне было больно, когда взгляд покупателя равнодушно скользил по полкам с настоящими книгами, а руки тянулись к очередному бульварному роману, в котором не было ни тени мысли. Знаете, я бы даже бесплатно отдал книгу тому, кто попросил бы. Настоящую книгу настоящему покупателю. Но они никому не были нужны…
Однажды в магазине появилась Она. Как Она выглядит? Собственно говоря, это — совершенно не важно. Я никогда не воспринимал Ее как женщину, хотя Она была красива. Просто отмечал всегда Ее принадлежность к женскому полу, не более того. Что-то всегда удерживало меня от того, чтобы отнестись к Ней иначе. Она искала книги. Настоящие книги, никакого мусорного чтива. Одно это могло вызвать мое восхищение. Правда, Ей нужны были немного странные книги. Ее интересовала магия во всех проявлениях. Но уже одно то, что Она с презрением отвернулась от всех этих надоевших мне романчиков, притянуло меня, словно магнитом. Да, правильно, это была настоящая аномалия. Потому что Она рассказывала мне о ритуалах той стороны, а я слушал не отрываясь.
Темные истории, стекающие с ее губ подобно каплям крови, зачаровывали меня. Наверное, мне просто нужен был кто-то, с кем я мог бы поговорить о книгах. Но Она говорила не только о книгах. Она увлекла меня возможностью получения знания, о котором я боялся и думать раньше. Я помню взмах Ее руки, когда она доказывала что-то или увлеченно рассказывала о каком-либо событии. И почему-то этот утверждающий жест всегда убеждал меня в Ее правоте.
Мы пошли дальше разговоров и чтения книг. Точнее, пошла Она, а я поплелся следом, привязанный крепче, чем канатом. Мы, подобно древним авгурам, о которых Она читала мне своим певучим голосом, вскрывали животных, пытаясь прочесть что-то в горячих внутренностях. Она утверждала, что видит там Судьбу. Я же видел только грязь и кровь, но думал, что это мое приземленное восприятие мешает рассмотреть что-то, кроме красного месива. Но и этого Ей было мало.
Почему Она ревновала к моей подруге, я не знаю до сих пор. Ведь между нами не было отношений мужчины и женщины. Но Она ревновала, хоть и говорила, что не испытывает никаких личных симпатий или антипатий. Моя подруга была совершенно безобидной женщиной. Милой и обаятельной.
Она давала мне тепло и ласку, в которых я нуждался. Правда, она читала эти ужасные романы в мягких обложках, говоря, что жизнь настолько скучна и обыденна, что хочется отвлечься в красивую сказку, не особенно напрягая мысль. Странно, конечно, потому что моя подруга была умной женщиной. Но, прижимаясь по ночам к ее мягкому пухленькому телу, я прощал ей неподходящее чтение за ту покорность, с которой она следовала моим желаниям.
