Всю последнюю неделю я просидел в одиночестве в своей квартирке в доме без лифта, глядя на стену и ожидая чуда. У меня кончились деньги и кредит, что было еще хуже. Со всем миром меня связывал только телефон, и когда раздался звонок, первый за семь тоскливых дней, я, чуть ли не сломя голову, бросился к аппарату.
— Говорит секретарь Лу Прентца.
— Привет, Лиз!
В любой ситуации я оставался актером… Вот и сейчас в моем голосе звучало искреннее удовольствие. Не отчаянный призыв о помощи… Нет, я говорил ровно, свободно, баз паники:
— Вы поймали меня в самую последнюю минуту, я собирался уходить.
Я знал, что этот жизнерадостный диалог не обманет Лиз Мартин, но и она притворится, что принимает его всерьез. Она достаточно долго работала у Лу Прентца, чтобы знать, что все его клиенты сидят без работы и готовы взяться за любую.
— Мистер Прентц хочет срочно вас видеть, мистер Стивенс, — сказала она. — Можем ли мы вас ждать?
— Что значит «срочно»?
— После ленча. В три часа.
Было время, когда Лу Прентц разговаривал со мной о делах за роскошным завтраком, но это было в далеком прошлом. Теперь же он хотел меня видеть только для того, чтобы в очередной раз напомнить, что я ему должен пятьсот три доллара.
— Он волнуется из-за моего долга, Лиз? — спросил я робко. — Ради этого он меня и вызывает?
— Работа, мистер Стивенс…
— Я буду в три часа.
Положив трубку, я глубоко вздохнул. Господи, я готов схватиться за любую работу!
Несколько лет назад мне улыбалась фортуна! Я играл лихих парней в вестернах. Потом перешел на «приятеля, который никогда не добивается девушки», Второстепенная роль… После этого я уже был парнем, которого застрелили в самом начале фильма. Затем — тип, который появляется всего на минуту с угрожающим видом. И, наконец, ничего путного, мелкие роли… Потом более крупная роль в телевизионном многосерийном фильме… А теперь, как у нас принято выражаться, я «отдыхал».
Мне было около сорока. Высокий, интересный, темноволосый. Разведенный. Мой гардероб, о котором я очень заботился, начал проявлять признаки «заношенности». А я все ждал и ждал… Я так глубоко опустился, что позволял себе за день проглотить только одну булочку с рубленым бифштексом и не смел отойти от телефона. И, однако, я надеялся еще на удачу…
Известно, что Лу Прентц был последней линией отступления для стареющих и не пользующихся успехом актеров и актрис. Когда все крупные, не очень крупные и даже малозначительные агентства больше тобой не интересовались, Лу не отказывался попытаться. Он частенько говаривал со своей масленой улыбкой: «Кто знает? Какой-нибудь новичок может на тебя клюнуть. А это — доллары в мой карман!»
Отдавая должное Лу, нужно сказать, что последние шесть месяцев он поддерживал меня, когда волки уже завывали у меня под дверью. Вручая мне деньги в долг, он объяснял, что верит в меня. Он был убежден, что вернет свои деньги назад и получит еще двадцать пять процентов сверху. Я брал деньги и с радостью соглашался с ним, но в душе чувствовал, что он рискует. Я дошел до того, что даже продал машину.
Но раз Лиз сказала, что есть работа, значит, так оно и было.
Лиз Мартин была умудренной опытом молодой особой. Последние три года она работала на Лу. Если есть на свете люди с золотыми сердцами, то Лиз — одна из них. Я видел, как она плакала, когда Лу выставил из своего офиса одну тощую старую актрису.
Лиз печатала как ненормальная, когда я вошел в крохотную комнатушку, которая служила внешним помещением конторы. Я подарил девушке, свою широкую дружескую улыбку.
Лиз была миниатюрной блондиночкой с большими голубыми глазами, взгляд которых чем-то напоминал мне спаниеля. Они были немного скорбные, но жаждущие любви.
— Привет, Лиз! — воскликнул я, прикрывая дверь. — Аллигатор больше не дробит кости?
Она кивнула мне и указала на дверь Лу.
— Входите сразу, мистер Стивенс, и желаю удачи!
Лу Прентц сидел за своим столом, его короткие руки с толстыми пальцами покоились на заляпанном пресс-папье, глаза были закрыты. Судя по кирпично-красному оттенку его физиономии, он ухитрился понизить уровень скотча в бутылке за чужой счет.
Лу был непомерно раздобревшим коренастым коротышкой, лысеющий и чисто выбритый, если он не забывал побриться, он напоминал безалаберного дядюшку, вернувшегося под родной кров в поисках доллара. Одет он был постоянно в тот же самый лоснящийся от времени синий костюм, предпочитал носить рубашки бутылочно-зеленого цвета и неописуемо яркие галстуки.
Только после того, как он открыл глаза, я вспомнил, что он был не только наблюдательный и проницательный, но и твердый, как вольфрамовая сталь.
— Садись, Джерри, — сказал он, указывая на стул для клиентов. — Думаю, что подвернулось кое-что полезное для тебя.
Я сел очень осторожно, зная по опыту, что этот стул был такой же удобный, как Железная Дева, и поставлен был специально, чтобы отделываться от клиентов в наикратчайшее время.
— Ну, вы прекрасно выглядите, — сказал я. — Мы давно не виделись.
— Обойдемся без великосветской беседы, — сказал он, усмехаясь. — Сначала послушай…
Его маленькие глазки придирчиво рассматривали меня.
