От нового контракта несло неприятностями, как от ларька с уличной едой. И точно так же, как аромат старого жира, сомнительного мяса и странных специй, этот запах манил к себе. «Подойди и укуси, — приглашал он. — Если, конечно, осмелишься». Продолжая аналогию, можно было сказать, что этот контракт был способен быстро утолить мой голод, но вот стоило ли оно проблем, которые потом неизбежно появятся?..
Странности начинались ещё на этапе формулировок.
Вместо обычного «приятель, есть дело» — «добрый день» и вежливые расшаркивания, вместо «деньги» — «денежные средства», вместо «пристрелить» — «принять меры в отношении», вместо «этого мудака» — «нижеуказанного лица». Как будто мне приказывали не убить кого-то, а уволить без выходного пособия.
Складывалось впечатление, что письмо составлял задроченный жизнью менеджер, сидящий в громадном опенспейсе среди десятков таких же задроченных жизнью менеджеров. Я в красках представил, как он переписывал послание десять раз и согласовывал с начальством каждую букву в попытке создать самый безликий и скучный текст в мире. Ну, либо он просто зашёл на корпоративный сервер в папку «шаблоны писем» и искал: «Так, на «у»… Ага, вот, «убийство (заказное)».
Корпорации никогда ко мне не обращались. Во-первых, они предпочитали уничтожать людей экономическими методами, а во-вторых, у каждой из них хватало личных цепных псов: откормленных, здоровых, краснорожих, напичканных тактическим железом и боевой химией, увешанных гаджетами, прошедших все возможные курсы подготовки, усиленных транспортом, вертолётами и чуть ли не танками. Явно не чета старому дураку вроде меня. Топ-менеджеру достаточно было щёлкнуть пальцами — и эта свора растерзала бы любого за небольшую премию и лишние пару дней отпуска.
Моим профилем были бандитские разборки на нижнем ярусе: там постоянно делили сферы влияния и грызлись за каждый метр улиц. Лица менялись с поразительной быстротой, и для меня оставалось загадкой, как все эти крутые парни до сих пор друг друга не перестреляли. Ну и огромное гетто за стеной, куда же без него? Работать с аборигенами означало пасть ниже некуда в профессиональном плане, но двадцать долларов — это всегда двадцать долларов. Когда тебе девяносто, а на военную пенсию можно позволить себе только верёвку покрепче и мыло подушистее, выбирать не приходится.
Письмо висело передо мной в дополненной реальности. Несколько абзацев, пара пиктограмм — зелёная галочка и красный преречёркнутый кружок, и выделенная жирным сумма.
Именно она была тем самым метафорическом запахом, который манил меня. Первое время я не верил своим глазам и несколько раз пересчитывал нули, а когда понял, что всё верно и в гонораре действительно СТОЛЬКО знаков, обмяк в кресле и зарычал. Кто-то явно делал мне предложение, от которого невозможно отказаться.
В иные времена мне было бы глубоко плевать на количество нулей: моё чутьё на неприятности никогда не сбоило, и именно благодаря ему я смог дожить до девяноста лет. Раньше я просто не стал бы отвечать и на всякий случай поменял квартиру, но сейчас…
Два промаха подряд обрушили мою и без того неважную репутацию и оставили без средств к существованию. В первый раз очень невовремя засбоил баллистический калькулятор, и я застрелил хот-дог у мужика в двух сотнях метров от цели, а во второй раз меня обманули при покупке дрона с рук. Стоило включить питание, как сработал троян — и моя птичка полетела к прежнему хозяину. Надеюсь, этот придурок был счастлив получить не только дрон, но ещё и два килограмма взрывчатки с железными шариками.
Так или иначе, я уже несколько месяцев сидел без работы. Деньги, с которыми я привык обращаться легкомысленно, очень быстро растаяли. Из апартаментов пришлось переехать в мотель, потом в ещё один — подешевле, и спустя несколько итераций я оказался здесь. На самом дне города, в тёмной и тесной комнате, за окном которой ярко горела фиолетовая вывеска алкогольного магазина. Тут не было никакой мебели, кроме насквозь протраханной кровати с образцами всех на свете венерических болезней, холодильника с магнитиком из Кении и драного кресла, с которого я почти не вставал последние несколько недель.
Промахи были всего лишь первыми снежинками, вызвавшими лавину. Вслед за ними последовала целая череда неудач, разочарований в людях и в себе, и в конце концов мне стало казаться, что всё действительно так плохо, что хуже быть уже не может. Сплошная чернота в голове и непонимание, для чего я всё ещё продолжаю жить.
Опустить руки окончательно не давала только старая закалка. И пусть с каждым днём я всё больше скатывался и делал всё меньше полезных вещей, но в том, что всё-таки делал, выкладывался на полную. Драил ванную и туалет, отмывал корку грязи на полу, стирал одежду и гладил её так, чтоб не было ни единой складки. Это помогало забыться на какое-то время, но потом я всё равно напивался и с надеждой смотрел на пистолет. Даже в городе, где идёт вечная война всех со всеми, я ухитрился остаться на бобах. Как в том анекдоте: на конкурсе неудачников я занял бы второе место.
Я смотрел на сумму.
