В тайге один бог свидетель.
В. К. Арсеньев[1]
По Уссурийскому краю
Взять те сокровища сумел бы смертный лишь ценой непомерной.
Беовульф[2]
Среди деревьев, словно запутавшись в ветвях, висит серп луны.
В тусклом свете тени на снегу расползаются, но лес вокруг кажется еще темнее, и человек продвигается по нему практически на ощупь.
Он шагает в полном одиночестве, если не считать пса, убежавшего вперед в надежде поскорее добраться домой. В нависшую над кустарником и буреломом тьму возносятся черные стволы дубов, сосен и тополей, и в вышине их ветви сплетаются в причудливый узор.
Ярче снега белеют стройные березы, словно источая собственный свет, но он подобен меху зверя зимой: на ощупь холодный, греет только его самого. Тишина царит в этом уснувшем, замерзшем мире. Мороз такой, что плевок замерзает, не успев долететь до земли, а дерево стало хрупким, как солома, и кора его, неспособная сдержать распухший заледеневший сок, внезапно лопается с оглушительным треском. Человек и пес идут, оставляя за собой теплый шлейф, и их дыхание бледными клочьями повисает над тропой. Их запах остается рядом с ними в темноте и безветрии, но поступь разносится далеко, и каждый шаг выдает их в ночном лесу.
Несмотря на колючий мороз, человек обут в резиновые сапоги, которые скорее уместны в дождливую погоду. Одет он тоже на удивление легко, особенно учитывая тот факт, что весь день он провел, рыская по лесу. Ружье тяжело давит на плечо, словно увеличившись в весе, так же, как рюкзак и патронташ. Но он знает эту тропу как свои пять пальцев, до его хижины уже рукой подать. Теперь он наконец может позволить себе расслабиться. Возможно, он представляет себе, как зажжет свет и разведет огонь, как снимет тяжести с плеч. Вода в чайнике наверняка замерзла, но печка быстро разгорится, яростно сопротивляясь холоду и мгле, как сейчас сопротивляется им его собственное тело. Уже скоро его ждут горячий чай и сигарета, а потом рис, мясо и снова сигареты. Рюмка-другая водки, если еще осталось. Он чтит этот ритуал, он знает его наизусть. Впереди уже проступают знакомые очертания, когда неожиданно пес с ворчанием замирает на месте, натолкнувшись на чужой запах, словно на стену. Они давние соратники по охоте, и человек понимает: возле хижины кто-то есть. Шерсть на загривке собаки встает дыбом, а у человека по спине пробегает холодок.
В темноте раздается рычание, и им обоим кажется, что оно доносится сразу со всех сторон.
Многие не верят, что это произошло на самом деле. Считают плодом моего воображения. Но это правда. Подтвержденная фактами.
Ю. А. Труш
Вечером 5 декабря 1997 года, когда уже стемнело, в квартире Юрия Анатольевича Труша в Лучегорске, небольшом шахтерском городке Приморского края на Дальнем Востоке, неподалеку от китайской границы, раздался звонок. Приморье знаменито многим, но, кроме всего прочего, оно является последним на земле местом обитания амурского тигра. Человек на другом конце провода сообщил печальное известие: в сотне километров к северо-востоку от Лучегорска, в глухом лесу неподалеку от поселка Соболиный, тигр напал на человека. Юрий Труш возглавлял одно из шести действовавших в регионе подразделений инспекции «Тигр», в задачи которой входило расследование правонарушений в лесу — особенно если дело касалось тигров. А поскольку зачастую речь шла о браконьерской охоте на них, без нападений не обходилось. Таким образом, сложившаяся ситуация, каковы бы ни были подробности, находилась непосредственно в сфере ответственности Юрия Труша, и поэтому он безотлагательно начал собираться в Соболиный.
Ранним субботним утром Юрий Труш вместе со своими коллегами Александром Горборуковым и Сашей Лазуренко загрузился в армейский грузовик и двинулся на север. В теплой одежде и камуфляже, вооруженные ножами, пистолетами и карабинами, Тигры, как называют иногда сотрудников этой службы, скорее напоминали отряд спецназа, чем охотинспекторов. Ехали они на обшарпанном за двадцать лет армейском «урале» — четырехтонном аналоге немецкого «унимога» или американского «хамви». Полноприводный бензиновый грузовик на широких колесах около метра диаметром, оборудованный лебедкой, является излюбленным средством передвижения в отдаленных районах Приморского края. Помимо стоек для винтовок и креплений под дополнительные канистры с топливом он был оснащен переносными койками и набит провиантом с таким расчетом, чтобы четыре человека могли прожить неделю. Кроме того, внутри соорудили дровяную печь, чтобы в случае полного отказа техники отряд мог выжить, в какой бы глуши он ни оказался.