— А мы закончили операцию… и вот такая вот красота у нас получилась, — прохрипел Док, опуская окровавленный топор. Безголовые туши трёх ловко зарубленных им бесов лежали у его ног, медленно превращаясь в зеленовато-бурую вонючую жижу, которая растекалась вокруг высоких ботинок и впитывалась в ноздреватый мартовский снег.
Убить беса можно было, лишь перерубив ему хребет. Лучше и удобнее всего — в шейном отделе. Док дошёл до этого сакрального знания опытным путём. И подозревал, что большинство людей на планете до сакрального знания дойти не успели.
Он брезгливо поддел носком ботинка откатившуюся в сторону голову одного из бесов с оскаленными изогнутыми клыками, торчавшими из-под синеватых тонких губ.
Голова эта когда-то была женской — со всё ещё изящной лепкой окостеневшего лица, с прилипшими к черепу светлыми прядями длинных волос. Но зубастая пасть и выпученные глаза со щелевидными кошачьими зрачками не давали обмануться.
Док ещё раз пристально вгляделся в это мёртвое лицо-морду, пока оно не начало расплываться, теряя очертания, распадаясь — кости вместе с мягкими тканями.
Нет, он её не узнавал, хотя наверняка знал при жизни.
При человеческой жизни.
Слава тебе, Господи, бесы даже в первом приближении уже не походили на людей, а вот в таком вот виде — тем более. Не походили на тех, кого он знал когда-то — на соседей по богатому пригороду, на друзей или коллег.
Док в который уже раз задумался о том, смог бы он так же лихо кромсать бесов — если бы узнавал в них своих знакомых, коих у него были вообще-то десятки, своих родных, наконец. Если бы те после Заражения продолжали сохранять человеческий облик, смог бы он так же хладнокровно зарубить маму, Ветку, Тимыча или Нику?
«Смог бы, — устало произнёс внутренний голос, — ещё как смог бы. Ты же хирург. Золотые руки. Так что кого угодно разделал бы за милую душу. Пусть топором, а не скальпелем».
Да, исключительно из соображений гуманности. Навряд ли хоть кому-то из людей, оставшихся в живых, как и ему самому, хотелось бы существовать в облике беса. Пусть какой-то недолгий месяц их бесячьей жизни, но всё-таки.
Док на секунду прикрыл глаза, в очередной раз спрашивая себя зачем, зачем перед тем, как наступило Заражение и всеобщий коллапс, он отправил Ветку, маму и Нику с Тимычем на чёртов курорт на Лавинани? Сейчас они были бы здесь. Погибли бы вместе с ним, а не в проклятом пятизвёздочном отеле «Иманавира».
Они наверняка погибли, он это чувствовал.
Мобильная связь исчезла через неделю после начала Заражения. Закончился инкубационный период, и бесы вступили в мир.
Последнее сообщение от своей семьи Док получил из аэропорта в Южном Пали. «Саша, не можем вылететь, здесь очень много людей, и с некоторыми происходит что-то странное. Нам предлагают пока вернуться в отель и переждать. Возможно, это какая-то эпидемия. Не волнуйся».
Это писала мама.
И всё.
Больше от них ничего не было. Ничего.
Вместо того, чтобы сесть за руль и рвануть в Москву или кинуться к соседям, в полицейский участок, куда бы то ни было, вместо всего этого он включил систему охраны и засел в подвале, глуша вискарь.
Почему-то он точно знал — они никогда не вернутся. Никогда.
Ему неимоверно повезло — бесы обошли его дом стороной, очевидно, испугавшись ударов током, пропущенным по верху ограды. Тогда в посёлке полно было другой, более лёгкой добычи.
Док очнулся как раз вовремя, чтобы поймать агонизирующие вопли погибающей мировой Сети и телевещания. Перед своей кончиной СМИ успели осчастливить остатки человечества терминами «Заражение», «бесы», сведениями об инкубационном периоде и ценнейшими в кавычках версиями по поводу «синдрома кошачьего глаза» у первых заражённых. Его они якобы получили от инопланетян, доставленных на Землю последней совместной космической экспедицией Америки, Китая и России.
Какой бред. Какой чудовищный бред. Хотя, возможно, некое зерно истины в этой версии имелось, уж больно не по-человечески начинали выглядеть бесы, когда заканчивался инкубационный период.
— До-ок! — сердито проорал Серьга, откинув забрало мотоциклетного шлема со смуглого, заросшего разбойничьей щетиной лица. — Ты чего там встал как надолба?! Молишься, что ли? Включаю защиту!
Док встряхнулся и поспешно вернулся внутрь ограждения. Створка автоматических ворот с глухим скрежетом и лязгом вошла в пазы. По верху забора с натянутой на нём спиралью Бруно забегали, замелькали голубоватые искорки. Словно по зимнему снегу.
Вместо всех родных добрый Боженька послал ему Серьгу, чья тачка очень удачно сломалась как раз в начале улицы, где стоял особняк Дока. У Серьги оказался пистолет, и он палил в бесов, пока не кончились патроны, но выстрелы только отбрасывали тех в сторону, не убивая. Наконец он сунул пистолет за пазуху и огромными скачками ринулся к дому Дока, который отчаянно орал ему от ворот: «Сюда, блядь! Сюда-а!» и размахивал топором.
Из всего его дворового «шашлычного» инвентаря жизненно необходимыми оказались именно топоры. Их было более чем достаточно — три. Хотя, конечно, больше бы пригодилась какая-нибудь секира викингов.
Кто-то там из классиков, кажется, Герцен, звал Русь к топору. Правильно звал, как выяснилось.
