Томохиро
Тайра споткнулся на песке лишь на миг, но этого хватило, чтобы тень дотянулась до него. Ее клубящийся палец зацепил его лодыжку. Он закричал и потянул себя по песку руками, острые песчинки царапали ладони, он вскочил на ноги. Деревянные гэта слетели с ног, тени окружили их, поглощая и унося волнами чернил.
Его тело уже не было молодым, он пошатывался при каждом шаге, тяжело дыша. Шепот теней гудел в ушах, проникая в мысли, словно они звучали в его голове.
Как убежать от самого себя?
Но он продолжал бежать, оставляя следы лишь одной ногой, поджимая другую. Отчасти знатный человек, отчасти монстр, он спешил туда, где был бы в безопасности. И то он уже не был уверен.
Он не мог сдаться.
Он приближался к арке, она была ярко-оранжевой в сумерках. Две емкости стояли по сторонам тории, от них курился дым от тонких свечей. Они были так далеко. Слишком далеко.
Голоса становились нестройным хором.
- Тайра-но Кийомори, - выдыхали они разными голосами.
Он не осмелился оглянуться. Тени двигались за ним, он чувствовал их дыхание шеей.
Он мчался к тории. Волна набежала на берег, омывая основание оранжевых врат. Они возвышались над ним, огромный вход в храм Итсукушима. Он уже проходил в эти врата, но не пешком. Прекрасные корабли проплывали сквозь тории, они причаливали к храму под звуки танцев кагура. Но не сейчас. Только белая соленая пена океана попадала на оранжевые врата. Тайра плыл туда, одинокий и забытый, стремясь к столбам врат.
Если это не сработает, он умрет.
Он умрет в любом случае. Чернила слишком глубоко просочились в его жизнь. Он тонул, и как его спасет от бушующих волн последний вдох?
«Все, - подумал он. – Вот и все».
Тень схватила оставшийся гэта, он упал, в рот набился песок. Еще один удар чернилами по ноге. Он отбивался и полз к вратам. Тени плыли к вратам, как темная волна, пытаясь войти в тории, окружить их, как тучи, и тьма покрывала их, поднимаясь к крыше.
Тайра кашлял и боролся к тенями, а они приближались к храму. Но не могли войти. Как он и надеялся, им было запрещено. Золотой свет вспыхнул, как молния, сквозь тень, словно они прорывались через священный барьер. Тени стонали, борясь с жертвой.
Тайра тяжело дышал, песок царапал ладони.
- Итак, - нежно сказала женщина, Тайра вскочил на ноги. – Ты убегаешь от себя.
Она была в прекрасном кимоно золотого цвета с нитями серебра. Красный оби плотно облегал ее пояс, а тонкие руки обхватывали огромное, словно щит, зеркало.
- Ты знаешь, что не можешь сражаться, - сказала она.
- Знаю.
- Это и означает – быть одним из нас, - продолжала она. – Ты должен носить знаки.
- Помоги мне, - попросил он, падая перед ней на колени. Волна накатила и намочила его хакама соленой водой.
- Тебе нельзя помочь, - заявила она. – Ты не можешь сбежать. Есть только смерть.
Она развернула зеркало, что держала в руках, на дне его завихрился песок, а потом стекло стало отражающим.
Тайра заглянул в него, но он видел не свое отражение.
Он видел меня.
Кэти
Август выдался дождливым, но в день похорон было солнечно и жарко. Все семья обмахивалась, ослабив черные галстуки и воротники. Черный цвет в жаркий день был хуже всего. Мама ненавидела черный, и мне казалось, что так она говорит свое последнее слово.
А я знала, чего она хотела. И надела красный.
Было странно смотреть на гостиную, полную скорбящих. Казалось, что это не наш дом, не наш с мамой, а лишь картинка места, которое я знала. Я не была здесь два дня, а потом зашла за одеждой. Я оставалась у подруги мамы, Линды, и не потому, что не могла о себе позаботиться в шестнадцать, а потому, что она считала, что тишину в доме будет сложно вынести.
И она была права. Одно дело страдать из-за потери, другое – лед в сердце, когда я убеждалась, что ее смерть была в реальности.
Мама не могла уйти от меня. Этого не могло случиться. Она была в порядке до того утра. Я уже завтракала, думая, что она просто проспала.
Я знала, что это было на нее не похоже, но никто и не ожидает смерти. Всегда кажется, что жизнь будет продолжаться. И привыкаешь к этому.
А потом жизнь разбивается на куски, и ты собираешь их, чтобы притвориться, что все в порядке.
Меня пугала тишина в доме, но гостиная, полная людей, была еще хуже. Почти не знакомые мне люди плакали в наши подушки, ела на красивом диване, чего мама не позволяла, а я словно была призраком, словно дом переместился в будущее, где меня не было.
Если я не могу здесь остаться, тогда хорошо, что я уеду к бабушке в Канаду. Мое убежище уже не было моим. Оно было чужим.
- Сосиску будешь? – раздался громкий голос, я подняла голову. Я пряталась в тени лестницы, но моя красная одежда все равно выделялась.
- Тетя Диана, - сказала я. Она тоже выделялась, ведь поверх ее черного платья распустились лиловые цветы, а на губах была темно-лиловая помада.
- Бери, - сказала Диана, протянув мне серебряный поднос. Она выдавила улыбку, но слишком веселую. – Тебе явно нужна поддержка, - я и не знала, что у нас есть такой поднос. Мама не любила клише.
- Поддержка? – я уставилась на нее. – Моя мама умерла, а ты думаешь, что мне поможет сосиска? – это было грубо, но на меня давила комната, полная незнакомцев. Казалось, что места мало, хотя нам с мамой его всегда хватало. Словно все родственники старались сломать барьер, что я выстроила вокруг себя, чтобы не признавать правду. Они не могут просто уйти?
