Запах прошлогодней травы, пожухлого клевера и горьких корней смешивался с едва заметным привкусом пепла, и в воображении Фаолана быстро, подобно горному ручейку, пробегали яркие сцены. «Это моя стая, стая Восточной Осыпи. Это мой клан, клан МакДунканов». Каждый запах словно уверял его: теперь он наконец-то среди своих.
Волки стаи пахли по-разному — в зависимости от времени года, от того, что они ели и где побывали, — но в основе своей запах этот оставался неизменным. Во сне он окутывал Фаолана плотным одеялом, придавая чувство уверенности и безопасности, сообщая, что отныне серебристый волк связан с другими членами клана неразрушимыми узами.
Однако сейчас Фаолан лежал вдалеке от общего логова, и соседи не согревали его во сне своим теплым влажным дыханием. Он спал один. Фаолан был глодателем, а это означало, что он должен отдыхать на самом краю территории и самостоятельно находить себе место для ночлега. Стая занимала два просторных логова на Кривом Хребте — волки расселились по ним прошлым летом. Именно оттуда и доносился запах, хоть и непостоянно, с перерывами.
Из-за этих перерывов во сне Фаолана возникали странные расщелины, где таилась беспросветная тьма, темнее самой темной безлунной ночи. Внезапно одну из таких расщелин озарили всполохи пламени. «Проснись! Проснись!» — кричал Фаолан сам себе во сне, но это оказался не сон, а воспоминание. Словно наяву он почуял, что за ним бегут с десяток волков из разных кланов, намереваясь загнать его прямо в пламя, — и всё из-за его кривой лапы. Он ощутил жар огня, разбежался и изо всех сил прыгнул прямо к солнцу.
На самом деле Фаолан просто ударил лапой по стене вырытой им норы. С потолка с тихим шумом посыпалась земля, и он проснулся окончательно. Поднявшись, серебристый волк выпрямился, насколько позволял низкий свод, и попытался оглядеться. Стояла самая темная ночь, когда луна исчезала с небосвода, уступая место ужасной бесформенной мгле. В такие ночи волки редко выли, и Фаолану казалось, что вокруг него пустота, сквозь которую в мир пробираются страхи и неприятные воспоминания.
Он принюхался. Никаких следов огня или дыма — только слабый знакомый запах стаи, доносящийся сквозь тьму. «Нос говорит мне, что я дома. Это моя земля, земля моего клана, и всё же…» Внутри него таилась глубокая боль, добраться до которой было не под силу ни одному запаху.
Луна вновь начала расти. В первые дни осени она красовалась на ночном небе узким серпом, похожим на рог карибу. Стада в это время откочевывали на юг — сначала самки с телятами, затем самцы. Волки обычно поджидали их на привычных, знакомых тропах, выслеживая старых самок или самых слабых детенышей. Закон запрещал кланам убивать здоровых телят. Настоящая охота начиналась, только когда двигались на зимовку взрослые карибу.
Этим утром, едва солнце показалось из-за горизонта, воздух прорезал переливистый вой — клич волчицы Грир, скрилина Речной стаи из клана МакДунканов. В нем она сообщала, что возле реки обнаружены следы крупного лося. Тут же были отправлены дозорные на разведку, а остальные волки быстро сформировали охотничье построение — бирргис.
Лоси печально славились своей непредсказуемостью и, несмотря на крупные размеры, удивительной ловкостью. Для того чтобы их загнать, требовался особенно большой бирргис. Охотиться на лосей опасно, особенно в это время года, когда они спариваются. В луну Карибу даже медведица гризли, кормилица и приемная мать Фаолана, опасалась охотиться на лосей.
Пока волки, собравшиеся на гаддерглуддер — совещание перед большой охотой, — ожидали возвращения дозорных, Фаолан старался сохранять спокойствие, хотя внутри него всё кипело, и он нетерпеливо скреб лапой землю. «Наконец-то мне выпал шанс!» — думал он. Отправиться на охоту вместе со стаей, повторять все движения бирргиса, запоминать все уловки, для каждой из которых существовало свое название!
У волков вообще было на удивление много слов — слов стаи, слов клана, — о чем Фаолан узнал довольно поздно, потому что долго жил одиночкой, сам по себе. Он родился со слегка искривленной лапой, отчего стал считаться малькадом, про́клятым щенком. Согласно строгим законам волков, обитающих в стране Далеко-Далеко, особые волчицы-обеи оставляют малькадов на верную гибель, относя их в такие места, где они становятся легкой добычей хищников; члены стаи изгоняют родителей малькада из клана и запрещают впредь спариваться между собой. Так сохраняется чистота крови. В очень редких случаях малькад выживает, и тогда ему дозволяется вернуться в клан, но только в роли глодателя, занимающего самое низкое положение в стае…
Фаолан выжил. Его спасла из реки и выкормила своим молоком медведица гризли Гром-Сердце, как он ее называл. Почти целый год они прожили вместе, но на исходе зимы она погибла во время землетрясения. Всю весну и большую часть лета Фаолан прожил одиночкой, но примерно одну луну назад, вконец отчаявшись, решил вернуться к волкам.
Правда, «вернуться» — не совсем верное слово, потому что он до сих пор не ощущал себя полноправным членом стаи. Ему напоминали об этом каждый день, каждую минуту. Даже молодые щенки беспрестанно смеялись над ним. «Скажи „карибу“, Фаолан!» — кричали они, а когда Фаолан отвечал по-своему, заливались звонким смехом. Они могли сколько угодно потешаться над ним, и никто их не останавливал, потому что он был глодателем.