Борис Пастернак
Т Е М Ы И В А Р И А Ц И И
1916-1922
П я т ь п о в е с т е й
Вдохновенье
Встреча
Маргарита
Мефистофель
Шекспир
Т е м а с в а р и а ц и я м и
Тема
Вариации
Болезнь
Р а з р ы в
Я и х м о г п о з а б ы т ь
Н е с к у ч н ы й с а д
С т и х и р а з н ы х л е т
1918-1931
С м е ш а н н ы е с т и х о т в о р е н и я
Другу
Анне Ахматовой
Марине Цветаевой
Мейерхольдам
Пространство
Бальзак
Бабочка - буря
Отплытие
Рослый стрелок, осторожный охотник,
Петухи
Ландыши
Сирень
Любка
Брюсову
Памяти Рейснер
Приближенье грозы
Э п и ч е с к и е м о т и в ы
Город
Двадцать строф с предисловием
Уральские стихи
Матрос в Москве
9-е января
К октябрьской годовщине
Белые стихи
В Ы С О К А Я Б О Л Е З Н Ь
1923. 1928
Мелькает движущийся ребус,
Д е в я т ь с о т п я т ы й г о д
июль 1925 - февраль 1926
В нашу прозу с ее безобразьем
Отцы
Детство
Мужики и фабричные
Морской мятеж
Студенты
Москва в декабре
Л е й т е н а н т ш м и д т
март 1926 - март 1927
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
С п е к т о р с к и й
(1925 - 1931)
Т е м ы и в а р и а ц и и
1916-1922
П я т ь п о в е с т е й
Вдохновенье
По заборам бегут амбразуры, Образуются бреши в стене, Когда ночь оглашается фурой Повестей, неизвестных весне.
Без клещей приближенье фургона Вырывает из ниш костыли Только гулом свершенных прогонов, Подымающих пыль издали.
Этот грохот им слышен впервые. Завтра, завтра понять я вам дам, Как рвались из ворот мостовые, Вылетая по жарким следам.
Как в росистую хвойную скорбкость Скипидарной, как утро, струи Погружали постройки свой корпус И лицо окунал конвоир.
О, теперь и от лип не в секрете: Город пуст по зарям оттого, Что последний из смертных в карете
В то же утро, ушам не поверя, Протереть не успевши очей, Сколько бедных, истерзанных перьев Рвется к окнам из рук рифмачей!
Встреча
Вода рвалась из труб, из луночек, Из луж, с заборов, с ветра, с кровель С шестого часа пополуночи, С четвертого и со второго.
На тротуарах было скользко, И ветер воду рвал, как вретище, И можно было до подольска Добраться, никого не встретивши. В шестом часу, куском ландшафта С внезапно подсыревшей лестницы, Как рухнет в воду, да как треснется Усталое: "итак, до завтра!" Автоматического блока Терзанья дальше начинались, Где с предвкушеньем водостоков Восток шаманил машинально. Дремала даль, рядясь неряшливо Над ледяной окрошкой в иней, И вскрикивала и покашливала За пьяной мартовской ботвиньей. И мартовская ночь и автор Шли рядом, и обоих спорящих Холодная рука ландшафта Вела домой, вела со сборища. И мартовская ночь и автор Шли шибко, вглядываясь изредка B мелькавшего как бы взаправду И вдруг скрывавшегося призрака. То был рассвет. И амфитеатром, Явившимся на зов предвестницы, Неслось к обоим это завтра, Произнесенное на лестнице. Оно с багетом шло, как рамошник. Деревья, здания и храмы Нездешними казались, тамошними, В провале недоступной рамы. Смещенных выносили замертво, Смещались вправо по квадрату. Смещенных выносили замертво, Никто не замечал утраты.
Маргарита
Разрывая кусты на себе, как силок, Маргаритиных стиснутых губ лиловей, Горячей, чем глазной маргаритин белок, Бился, щелкал, царил и сиял соловей. Он как запах от трав исходил. Он как ртуть Очумелых дождей меж черемух висел. Он кору одурял. Задыхаясь, ко рту Подступал. Оставался висеть на косе. И, когда изумленной рукой проводя По глазам, маргарита влеклась к серебру, То казалось, под каской ветвей и дождя Повалилась без сил амазонка в бору.
И затылок с рукою в руке у него, А другую назад заломила, где лег, Где застрял, где повис ее шлем теневой, Разрывая кусты на себе, как силок.
Мефистофель
Из массы пыли за заставы По воскресеньям высыпали, Меж тем как, дома не застав их, Ломились ливни в окна спален.
Велось у всех, чтоб за обедом Хотя б на третье дождь был подан, Меж тем как вихрь - велосипедом Летал по комнатным комодам.
Меж тем как там до потолков их Взлетали шелковые шторы, Расталкивали бестолковых Пруды, природа и просторы.
Длиннейшим поездом линеек Позднее стягивались к валу, Где тень, пугавшая коней их, Ежевечерне оживала.
В чулках как кровь, при паре бантов, По залитой зарей дороге, Упав как лямки с барабана, Пылили дьяволовы ноги.
Казалось, захлестав из низкой Листвы струей высокомерья, Снесла б весь мир надменность диска И терпит только эти перья.
Считая ехавших, как вехи, Едва прикладываясь к шляпе, Он шел, откидываясь в смехе, Шагал, приятеля облапя.
Шекспир
Извозчичий двор и встающий из вод В уступах - преступный и пасмурный Тауэр, И звонкость подков и простуженный звон Вестминстера, глыбы, закутанной в траур. И тесные улицы; стены, как хмель, Копящие сырость в разросшихся бревнах, Угрюмых, как копоть, и бражных, как эль, Как лондон, холодных, как поступь, неровных. Спиралями, мешкотно падает снег. Уже запирали, когда он, обрюзгший, Как сползший набрюшник, пошел в полусне Bалить, засыпая уснувшую пустошь. Оконце и зерна лиловой слюды В свинцовых ободьях. - "Смотря по погоде. А впрочем... А впрочем, соснем на свободе. А впрочем - на бочку! Цирюльник, воды!" И, бреясь, гогочет, держась за бока, Словам остряка, не уставшего с пира Цедить сквозь приросший мундштук чубака Убийственный вздор. А меж тем у шекспира Острить пропадает охота. Сонет, Написанный ночью с огнем, без помарок, За дальним столом, где подкисший ранет Ныряет, обнявшись с клешнею омара, Сонет говорит ему:
