Журнал "Если", 2009 N 7
Земля легко сыпалась сквозь пальцы, не пачкая кожу, оставаясь висеть в воздухе серым облачком. Убрав верхний слой, Пит поднялся, посмотрел на часы. Отряхнул джинсы и медленно, как учил дедушка, провел рукой над могилой. Та отозвалась - глухо, недовольно, не желая отпускать постояльца.
— Темными тропами, светлыми путями, выйди из сумерек, разорви цепи, - забубнил мальчишка, не отрывая взгляда от исчирканного листа школьной тетради.
Почва чуть шевельнулась. Пит со страхом посмотрел вниз и перевернул шпаргалку на другую сторону.
— Черное марево отмети прахом...
По земле, все расширяясь, пробежала трещина. В открывшемся провале смутно мелькнуло что-то блестящее, багровое, заметалось, ища выход. Зашуршал гравий.
— Солнцу ушедшему поклонись снова, - скороговоркой закончил Пит и юркнул за ближайшее дерево.
Ночное небо расколола алая молния, и на секунду сделалось совершенно светло. Стали видны кресты и статуи, торжественные склепы и деревянные скамьи, стал виден далекий лес и церквушка, словно спиной повернувшаяся к одинокой, развороченной могиле без надгробия.
Едва Пит успел прижаться к шершавому, пахнувшему смолой, стволу, как кладбище тряхнуло, закаркали вороны, разноголосо завыли окрестные псы. Из земли потянулась рука, схватилась за пучок травы.
— Господи, господи, - зажмурившись, шептал паренек. Потом вспомнил, что дед говорил про молитвы и оборвал себя. Глаза же решился открыть только когда карканье и вой прекратились.
Вокруг снова было темно и тихо. Мигая, разгорался фонарь, ветер гонял по дорожке обертку от мороженого. Возле распахнутой безымянной могилы, покачиваясь, стоял высокий, сутуловатый человек в довоенном костюме и новеньких, но испачканных глиной ботинках.
Неуверенно тряхнув головой, он сделал шаг, потом другой, и вдруг стал заваливаться на бок, на жесткие, аккуратно подстриженные кусты. Упасть он не успел: тонкие мальчишеские руки обхватили воскресшего за плечи.
— Дедушка, - сказал Пит. Уткнулся носом в знакомый с детства пиджак, и заплакал.
Старик пришел в себя на полпути к шоссе. Провел ладонью по лицу, чихнул, достал из кармана клетчатый платок и трубно высморкался. Осмотрелся, бормоча что-то неразборчивое, хмурый взгляд остановился на Пите.
— Ты что, малец, себе позволяешь?!
— Дедуля...
— Какой я тебе дедуля!
Мальчик виновато шмыгнул:
— Георг...
— Всю жизнь Георгом был и после смерти остался!
— Я хотел как лучше!
— Он хотел! Посмотрите на него! Великий Хотетель! Мало ли чего ты хотел! - старик инквизиторски воззрился на внука. - Сколько дней прошло?
— Шесть, все как учил.
Георг фыркнул.
— Все как учил! - передразнил он. - Надо же, какой прилежный!
— У меня тут записано, - Пит робко помахал листочком с каракулями. - Слово в слово.
— Подумать только! - восхитился дед. - Записано! Слово в слово! Собственной ручкой! А у тебя записано, чем грозит скорое оживление?
Пит кивнул, нахохлившись.
— А поразмышлять не пробовал на эту тему? Пораскинуть мозгами? Воображение подключить - хотя бы на четверть мощности?
— Но ведь...
Тот не слушал.
— Десять лет потратил! С колыбели, можно сказать, вдалбливал, рассказывал, расписывал, объяснял, что да как. И все зря! Ничего в башке не задержалось: пустота сплошная, плесень, паутина и мухи жужжат. Дурень - одно слово. Чем венчается наше гордое фамильное древо?
Внук шмыгнул носом, не решаясь ответить.
— Сморчком! Хлюпенькой поганкой! Да, не видать больше нашему роду славы Бессердечного Боба и Алекса Ненасытного!
Георг посмотрел по сторонам и решительно зашагал через шоссе. Пит вцепился ему в локоть, не смея отстать и на сантиметр. Дорог он очень боялся, даже таких - тихих, пустынных. Особенно таких.
— Мне было страшно.
— Веская причина, что ни говори! Когда замерзнешь зимой - подожги город. Очень, говорят, согревает.
Пит крепче сжал дедову руку.
— Я скучал.
В сердитом стариковском взгляде на мгновение мелькнула теплота - и тут же растворилась в рассветной прохладе.
— Надо же, - пробурчал он. - Как трогательно. Живо домой, будем думать, что делать дальше.
Квартира встретила их запахом борща, свежего хлеба и тонким, едва уловимым, ароматом свечей.
Скинув ботинки и вымыв руки, Георг уселся за стол. С усмешкой отодвинул раскрытый на середине Codex Gigas.
— Неплохо бы поесть, - заметил он.
Пит просиял и засуетился.
— Вот супчик, сметанка, хлебушек - все как ты любишь.
— Что к чаю?
— Эклеры, шоколадные.
— С поминок остались, что ли?
— Не, новые купил.
Дед милостиво кивнул.
— Неплохо, - зачерпнул ложку свекольной гущи, с удовольствием принюхался. - Эй, а ты-то что к сладкому тянешься? Положи на место. Не заслужил.
Эклер вернулся на блюдо, и Пит вздохнул - одновременно расстроено и довольно. Пусть ворчит, пусть ругается - только чтобы был рядом, не оставлял одного. Он хотел это сказать вслух, но не сказал - побоялся.
— Встань тут, - Георг показал горбушкой на место возле книжного шкафа. - Так. Теперь отвечай: ты у нас кто?
— Пит Янсон.
— Мило. И все?
— Нек-кромант, - заикаясь, проговорил мальчишка.
Корешки фолиантов за его спиной переливались всеми оттенками потускневшего от времени золота.
