«Ну давай же, принимай мой вызов!» Чайка, сидевшая на буйке, подмигнула Конни глазом-бусинкой.
— Но, Скарк, я не могу! — прошептала в ответ Конни, шаркая кроссовками по свернутому в кольцо на пристани канату. — Вдруг кто-нибудь увидит?
Скарк вскинул голову и раскрыл желтый клюв в беззвучной насмешке над ее трусостью. Конни украдкой глянула через плечо. Ей и в самом деле очень хотелось это сделать. На нее никто не смотрел. Она была просто еще одной маленькой девочкой, которая проводила каникулы, болтаясь на пристани. Никого не было поблизости, чтобы заметить, что она держится особняком и не похожа на других: своими разноцветными глазами — один зеленый, другой карий — и тем, что разговаривает с чайками. Группки туристов у автобусной стоянки высматривали только соломенные шляпы да сувениры из морских ракушек в магазинах подарков. Рыбаки, драившие свои палубы, были слишком заняты, чтобы заметить взъерошенную черноволосую девчонку в драных джинсах. Казалось, никого не волновало, что на расстоянии брошенного камня от них вот-вот произойдет нечто удивительное.
— Ну ладно, я это сделаю! — сказала Конни, уступая своему желанию. — Спорим, на этот раз я тебя обставлю.
Она достала из кармана сухарик и подбросила его в воздух, как бы для затравки. Скарк, захлопав крыльями, сорвался со своего места и с легкостью поймал его. Игра началась. Другие серебристые чайки, кружась, спустились с неба и жадными зрителями расселись в ряд на стене порта. Нетерпеливо вскинулись белые головы — в ожидании, когда же начнется настоящая потеха.
— Ну, начнем! — обратилась к ним Конни. — Я — против вас всех. Если хоть одна крошечка упадет на землю, я выиграла!
Чайки закричали в знак одобрения и, хлопая крыльями, взмыли в небо. Конни высоко подбросила пригоршню сухариков. Птицы стаей налетели на них со всех сторон, без усилий подхватывая сухарики на лету. Скарк издал оглушительный вопль.
— Что, вас так просто не подловишь? — расхохоталась Конни.
Она бросала хлеб все быстрее и быстрее, крутясь на пятках, чтобы сбить с толку своих противников. Проворные чайки стрелой носились то влево, то вправо, врезаясь в собственную стаю, поворачиваясь на крыле, ныряя, предугадывая каждый ложный выпад, каждую уловку, которую изобретала девушка, чтобы перехитрить их. Вокруг нее клубилось вздымающееся облако птиц, которые отзывались на каждое ее движение, как будто она была дирижером, а они — оркестром, ставшим продолжением ее настроения и музыки. Она окутывала себя ими, как гигантским покрывалом, купалась в их восторге от возможности показать силу и ловкость своих крыльев. Сила перетекала от нее к птицам: им казалось, что она вот-вот сбросит свое человеческое обличье и станет самим полетом, сердцем их стаи. Чайки радостно кричали и звали ее отправиться с ними в море, присоединиться к их шумным колониям на уступах утесов и скал. Вся масса птиц вытянулась в форме двух огромных крыльев, поднимающихся от кончиков ее пальцев. Она чувствовала, что еще чуть-чуть — и она тоже поднимется в воздух и взлетит, но ее ноги не могли до конца оторваться от земли. Схватив последний оставшийся сухарик, Конни запустила его высоко в небо.
— Лови! — крикнула она.
Чайки взмыли вверх, как истребители в воздушном бою, наперерез друг Другу в погоне за наградой. Скарк, ударив по воздуху широкими серыми крыльями, выхватил добычу прямо из-под клюва маленькой белой самки и с победоносным хохотом вернулся на свой буек.
— Эй, это не очень-то вежливо с твоей стороны, — ласково пожурила его Конни, — вот так стащить его у нее из-под носа! Разве этому я тебя учу?
Скарк негодующе вскинул голову, взмахом крыльев сказав ей, что простой птенец — а он относился к ней именно так — ничему не может его учить.
— Согласна, — сдалась Конни. Усевшись рядом с ним на гальку, она неожиданно почувствовала себя обескураженной. Другие чайки унеслись прочь вместе с бризом — искать новых развлечений у мусорных баков и рыбацких лодок. — Знаю, что мне самой еще учиться и учиться. Я только хотела бы, чтобы для этого не нужно было ходить в школу. Терпеть не могу школу. Я просто знаю, что все это плохо кончится.
Скарк скептически покачал головой.
— В других школах я не выдерживала больше семестра или двух. Всегда что-то случалось: меня начинали преследовать лисы или на класс совершали нашествие мыши, и вскоре становилось совершенно ясно, что это моя вина. Почему это в Гескомбе должно быть иначе? У меня нет шансов. В других школах я была единственной, кого люди считали странной; а в этом городе так же относятся и к моей тетушке.
Конни вяло швырнула камень в воду. Булькнув, он исчез в глубине, всколыхнув водоросли и мусор на поверхности воды у дамбы. Ее родители не так давно уехали жить за границу, сначала они собирались отправить Конни в пансион, но в конце концов решили, учитывая ее чудовищные школьные достижения, что будет безопаснее оставить ее под присмотром родственницы, даже если эта родственница Эвелина — странноватая сестрица мистера Лайонхарта. Слово «пансион» звучало мрачно, но теперь, когда Конни познакомилась со своей теткой, она задумалась: не было бы ей лучше отправиться туда? Кто еще может похвастаться тетушкой, которая замогильно завывает из окна своей спальни в пять утра и часами бегает по вересковым пустошам в длинном черном поношенном плаще? Как Конни сразу поняла, Эвелина была странной, если не жутковатой, особой, но, в отличие от племянницы, она не желала скрывать свою эксцентричность.
