Кирилл Станюкович
Тайну охраняет пламя
Шел снег. Его косые струи секли пространство, освещенное костром, и бесшумно ложились на землю. Только вокруг костра, где снег таял, оставалась неширокая полоска темной земли, все остальное было однообразно бело. Мир вокруг нас был сужен. Костер освещал только нависшую черную скалу у нас за спиной и небольшой полукруг заснеженной земли перед нами.
Была метель и холод, но от того, что мир для нас сузился всего до пространства, освещенного костром, здесь под скалой было как-то уютно.
Но несмотря на тепло костра и закипающий чайник, я был раздражен. Я не понимал, чем Смуров недоволен?.. Неужели он просто струсил!
Почему сейчас, когда его отпустили добровольцем на фронт, он вдруг скис? Ведь раньше, когда приходили отрицательные ответы, когда его не пускали, он прямо шипел от злости.
А сейчас?
Вот поди!
Да и вообще странный он человек. Геолог, конечно, исключительный, и умный, и энергичный, и удачливый. Но уж слишком увлекающийся человек, почти мечтатель.
Им всегда владела какая-то мечта, какая-то идея, часто почти нереальная. Так несколько лет назад он искал снежного человека, а недавно его захватила вдруг археология, и он стал разыскивать древнее капище, легенда о котором давным-давно глухо бродила по Памиру.
Но теперь это все отходило на дальний план. Смуров уезжал на фронт, и до прихода машины оставались уже не часы, а минуты.
Погода утихла, и ясные звезды проступали одна за другой. Мы поели, попили чаю, покурили. Он все молчал, но чувствовалось, что его просто распирает. Я же не хотел начинать разговора, я злился на него.
- Ты слыхал что-нибудь о капище? - наконец, глядя в огонь, сказал он.
- Да, кое-что...- неопределенно отвечал я.- Я слышал эту легенду, что где-то в самых труднодоступных местах Памира существует древнее капище. Что там какие-то идолы, что там горит вечное пламя, которое иногда дает отблески на облака, и что это пламя смертельно, так что и проникнуть туда никак нельзя. Вообще какая-то нежно романтическая чушь. Так?
- Так... А ты знаешь эту надпись на скалах, которая недавно затоплена поднявшимися водами Сарезского озера?
- Знаю. Там было написано, что: "Я богиня богинь и повелительница богов. И имя мое, и храм мой недоступны для недостойных, непосвященных. Они погибнут едва приблизившись. Посвященным же даю силу и высшее счастье. Они дети мои. Они посланы мною, им поклонитесь". Но кроме того, что "только они, приходящие от полуночи, посвятят вас, если будете вы достойны".
- Понимаешь,- "приходящие от полуночи", значит, с севера, а ведь отблеск, говорят, виден только при северном ветре.
- Ну, хорошо, допустим действительно, где-то в скрытом месте существует капище, где язычники построили храм. И там действительно выход горящих газов. Но как найти? И кто эти посвященные? Огнепоклонники? Ведь еще до недавнего времени на Бартанге существовала секта огнепоклонников "оташпараст"? Но нет, знаешь, это пахнет ерундой...
- Думаешь, ерундой?
- Ага!
- А если не ерунда,- сквозь стиснутые зубы наконец процедил Смуров.
- Думаешь?
- Не думаю, видел...
- Не может быть! Что видел? Пещеру? Пламя? Идолов?
- Да так, котловинка. Как бы карман на хребте... И внутри блестящие красные скалы.
- Красные? Почему красные?
- Не знаю. Думаю обсидиан. И понимаешь, в этой красной как бы стеклянной стене большая ниша или пещера и в ней какая-то фигура. А перед фигурой маленькое озерко и, странное дело, действительно над озерком язык пламени. Правда, днем оно едва заметно. Пламя лиловатое или почти голубое.
- Черт подери! И трудно туда попасть?
- Да, трудно. Я-то увидел сверху с гребня. Но есть какой-то вход со склона. Мой пес Бартанг, когда я лез на скалы, остался внизу и вдруг я увидел, как он появился в этой котловинке у озерка и сразу лег.
- И что?
- И все. Он больше не поднялся. Наверное, это ядовитый газ. Видимо, это пламя и охраняет тайну котловины. Я пытался попасть в котловину со склона, но потерял направление, пришлось спускаться. Потом ночь. На следующий день сбился с дороги и не попал туда. Потом я решил достать сначала тросы, противогазы и поехал в лагерь. А в лагере меня уже ждала повестка...
Мы долго молчали.
И в этом шорохе ветра, в сверкании снежинок мне чудилась стеклянная пещера, высокий язык пламени горел перед ней, странные фигуры раскачивались в молитвенном экстазе, простираясь перед божеством. Чудилось странное пение, фанатично горящие глаза, жертвенные животные и связанный пленник, жизни которых должны умилостивить божество.
Но мечта улетела. Далеко из темноты мигнула раз, потом другой световая точка. Исчезла. Показалась вновь, затем раздвоилась и так, то исчезая, то появляясь, стала приближаться. Неожиданно у самого костра возникла машина.
Мы встали, молча сжали друг другу руки.
- Просьба! Когда пойдешь туда, возьми меня с собой,- сказал я.
Он кивнул, закинул в кузов свой рюкзак и полез в кабину.
Машина тронулась и вдруг остановилась.
- А знаешь,- закричал он,- там все как на пайцзе, все правильно и горбоносый смотрит правильно. И вот я все думал, думал, откуда это и на пайцзе и там, и вдруг мне пришло в голову, что, может быть, это оттуда,- и он махнул рукой на восток, где в свете восходящей луны едва проступала далекая вершина Мустаг-хан, над которой ярким голубым блеском горела Венера.
