1. Бессознательная разумная деятельность души.
Приходилось ли вам, читатель, задумываться над тем, в какой мере участвует сознание в нашей повседневной деятельности? – Большинству этот вопрос, конечно, никогда не приходил в голову, а между тем, решение его приводит ко многим любопытным, если не поучительным, заключениям. Оказывается, что значительная доля нашей деятельности не только физической, но и интеллектуальной, как например, на артистическом, поэтическом и даже научном поприщах, происходит совершенно автоматически, т. е. без участия сознания. У Карпентера приведены многочисленные примеры такого рода бессознательной мозговой работы, но из них мы позволим себе привести здесь только один.
«Игра на фортепиано, – говорит этот ученый, – представляет самое замечательное проявление бессознательной мозговой работы. Мы должны одновременно разбирать две отдельные строки иероглифов, правая рука следит за одной строкой, левая – за другой. Все десять пальцев работают с такой скоростью, на какую они только способны. Ум переносит на клавиши десятки А диезов, В бемолей и С бекаров, четвертные, восьмые, тридцать вторые, паузы и все другое музыкальные тайны. Ноги тоже не остаются в бездействии, они работают педалями. И во все это время исполнитель или исполнительница – сознательная исполнительница – находится на седьмом небе артистического восторга от результата всего этого страшного труда или, может быть, всецело занята приятным разговором с господином, переворачивающим ноты и вполне основательно уверенным, что она отдает ему всю свою душу».
Говоря об автоматических актах («Mental automatism» Джексона), которые только тем и отличаются от обыкновенных действий, что в момент исполнения акта субъект ничего об этом не знает, – Дессуар приводит один пример, в котором во время интересного рассказа навестившего его приятеля он занимался туалетом; потом, положив ключ в карман, оделся и вышел из дома. Но на улице у него внезапно возникает мысль, что ключ остался дома. Он поспешно возвращается, ищет и, наконец, убеждается, что ключ в кармане. Когда он объяснил свою отлучку домой ожидавшему его на улице приятелю, то тот заметил:
– Нужно бы было сказать мне об этом раньше; ведь я видел, как ты вынул связку ключей из ящика, отделил один ключ и спрятал в карман.
Таких примеров каждый из нас знает сотни и тысячи, так как они повторяются на каждом шагу.
Все они доказывают, что при совершении даже весьма сложных действий вовсе не обязательно участие сознания. Как часто, читая какую-нибудь книгу, безразлично – вслух или про себя, – мы думаем совершенно о другом и не имеем решительно никакого понятия о прочитанных страницах. Делая корректуру, рисуя и составляя тона красок, мы ведем одновременно всецело поглощающий наше внимание разговор, и т. д. Несомненно, что все подобного рода действия, требующие до известной степени напряжение ума, не могут совершаться без участия нашего я, которое, однако, уже занято другого рода работай. Это еще более очевидно, когда мы вспомним всем известную способность Наполеона, Цезаря и др., которые могли одновременно диктовать нескольким лицам целые письма, сложные и остроумные диспозиции, решавшие судьбу сражений, и т. п. Еще более поразительный пример одновременной интеллектуальной работы в двух различных направлениях представляет один из членов лонд. общ. псих, исслед. Беркуорт, который во время самого оживленного разговора, нисколько не ошибаясь и не прерывая последнего, может делать сложение огромных колонн цифр [1]. Для успеха подобного рода опытов, кроме соображения, необходима еще и память, т. е., другими словами, участие нашего я здесь безусловно необходимо. Но ведь не может же оно, так сказать, находиться в двух местах одновременно?! Стало быть, приходится допустить, что наша душа способна к бессознательной разумной деятельности; у нас, говоря не точно, как бы два сознания. Одно из них, при обыкновенных условиях заведующее более сложными духовными процессами, Дессуар называет «подсознанием» (Obeibewusstsein), другое управляющее простейшими процессами, – «подсознанием» (Unteibewusstsem).
Но если подобного рода деление нашей личности на основании наблюдений, взятых из повседневной жизни, способно еще возбуждать большие сомнения, то при анализе патологических состояний нашего духа эти сомнения понемногу уступают место уверенности в теоретической возможности сложного характера личности.
Бывает, как например, в случае доктора Азама, что субъект находившийся под влиянием подсознательной личности, знает все, что совершалось в нормальный период, между тем как в обыкновенном состоянии он не имеет решительно никакого понятия о происходившем во время господства его второго я. Фелида X. в нормальном состоянии или, по терминологии Азама, в condition prime, мало того что ничего не знает из совершающегося в condition seconde, как Азам называет состояние естественного сомнамбулизма, в который по временам впадала его пациентка, – но даже самый характер последней во время обоих периодов резко различался. Тем не менее, как мы уже сказали, память второго я у Фелиды X. обнимала всю жизнь; первое же касалось одного только нормального состояния, т. е. здесь наблюдалось то же, что обыкновенно замечается у гипнотиков. Аналогичный случай имел место у Дюфе, причем его пациентка L. L, находясь под влиянием подсознательной личности, выражалась относительно своего нормального состояния крайне неуважительно: «etat bete» – характеризовала она его.