Мы с Очкариком стояли на перроне Центрального вокзала Копенгагена, ожидая Эрика. Через несколько минут поезд с пыхтящим локомотивом тронется в путь, увозя меня, Эрика и Очкарика в курортно-рыбачий поселок, к Кате. Мы надеялись, что там не обойдется без новых приключений.
Осенние каникулы в школе начинаются завтра. Сегодня же мы еще побывали в своем классе, но как только освободились, сразу же побежали домой и попрощались с родителями. Выслушав положенные в таких случаях наставления и забрав чемоданы, поехали на вокзал, где должны были встретиться на перроне.
Очкарика я увидел сразу. Мы с ним тут же сдали в багаж свои велосипеды. Эрика еще не было.
Как и в летние каникулы, я получил приглашение погостить у дяди с тетей. На мою просьбу привезти с собой Очкарика они сразу же ответили согласием. А Эрик будет жить в летнем домике вместе с родителями. Они уже уехали туда на машине, разрешив ему совершить путешествие вместе с нами на поезде.
— А вот и он, — радостно объявил Очкарик, показав на вход.
Эрик, улыбаясь, неторопливо направился к нам, будто до отправления поезда было не менее часа.
— Привет! Прошу извинить, если вам пришлось меня ждать. А вы заметили двух полицейских у входа в вокзал?
Усмехнувшись, я ответил:
— Так ты их, стало быть, тоже увидел?
— А как ты думал? Ведь ты здесь не единственный сыщик!
Очкарик озадаченно смотрел на нас, не понимая, о чем шла речь. Тогда я кивнул на двух мужчин, появившихся в этот момент на нашем перроне.
— Приглядись вон к тем мужикам. Я их сразу приметил, когда шел сюда, но забыл тебе сказать. Это сотрудники полиции, только они в штатском.
— А вы с Эриком их разве знаете? — спросил Очкарик.
— Нет, но кто они, угадать нетрудно. Дело в том, что полицейские в гражданской одежде почему-то выглядят всегда одинаково. Я даже не знаю, чем это объяснить. Скорее всего, их выдает манера поведения. Вспомни хотя бы тех двоих, что появились этим летом в поселке. Они выглядели точно так же.
— А зачем они тут?
— Видимо, следят за кем-то, скажем за преступником, на которого объявлен розыск, — предположил я. — Стерегут, чтобы он не прыгнул в поезд при отправлении. А может, у них другое задание.
— Остается, всего несколько минут до отправления, — сказал Эрик. — Нам надо поторопиться, чтобы поудобнее устроиться.
Поезд шел до Хельсингёра. Пассажиров было немного, и мы без труда нашли три хороших места. После непродолжительного спора два места у окна достались Эрику и Очкарику.
Поезд тронулся, путешествие началось! Мы хотели взглянуть на полицейских, но их нигде не было видно. Возможно, они в последний момент сели в другой вагон.
Устроившись поудобнее, мы стали обсуждать, какую цель преследуют стражи порядка. И в конце концов опять сошлись на том, что, скорее всего, это охота за каким-то опасным преступником. Тогда мы стали присматриваться к пассажирам, нет ли среди них подозрительного типа. Однако такого не оказалось. Все попутчики были обычными людьми.
В Хельсингёре мы пересели на другой поезд, а выйдя на своей остановке, к своему огромному удивлению, увидели обоих полицейских. Сошедших оказалось всего пять человек: трое нас, а двое других — те сыщики.
Глядя на них, Очкарик прошептал:
— Интересно, что им здесь понадобилось?
— Наверно, уже успел распространиться слух о нашем намерении провести здесь каникулы, — иронически ухмыльнулся Эрик. — Поэтому-то поселковые власти затребовали на всякий случай подкрепление из Копенгагена. Если же говорить серьезно, то здесь что-то происходит! Я нисколько не удивлюсь, если мы с ходу столкнемся с каким-то серьезным делом.
— Полицейские появляются всегда там, где случается что-то таинственное и необычное, — добавил я.
— Это точно! — воскликнул Эрик с таким видом, будто услышал нечто особенно умное.
Оба служителя закона взяли в руки чемоданы и направились в сторону поселка. Надо было пройти чуть больше полутора километров по песчаной проселочной дороге, вьющейся между полями.
Взвалив на себя свой багаж, мы направились вслед за ними. Наши велосипеды должны были прибыть с вечерним поездом.
Пройдя приличное расстояние — полицейские были все время в поле нашего зрения, — мы заметили Катю. Она спешила из поселка, чтобы встретить нас, и уже издали стала размахивать руками. Мы помахали ей в ответ.
— Послушайте, — сказал Очкарик. — Я считаю, что не следует говорить ей об этих полицейских. Во всяком случае, хотя бы до тех пор, пока не выясним, для какой цели они сюда прибыли. Как думаете?
— О чем говорить?! — вскричал Эрик. — Конечно же, нет никакой нужды волновать ее без надобности.
Катя уже пробежала мимо полицейских, не обратив на них никакого внимания. Я был очень рад снова видеть ее. Мне как-то не хватало нашей подруги в течение этих двух месяцев, прошедших с летних каникул.
Тут надо, пожалуй, объяснить, почему мы решили пока ничего не говорить ей о полицейских. Дело в том, что Катин отец — беженец. Он, как я уже упоминал, из славян. Фамилия его столь трудна в произношении, что я ее даже не запомнил. Он носит окладистую бороду. Думаю, что он много и успешно работает, но мы знаем его не слишком хорошо. По-датски говорит бегло, но еще с ошибками, так как живет в нашей стране всего несколько лет. Катя же находится в Дании давно. Ее мать — датчанка, а после ее смерти девочка жила у тетки в Копенгагене, пока не приехал отец и не купил в этом поселке небольшой дом. По пятницам к ним приходит домработница и наводит порядок. Все остальное на Кате. Ей уже четырнадцать лет. В школу она не ходит, но отец сам занимается с ней языками, математикой и другими предметами.
