Самый долгий день. — Едем на фронт. — Первый бой и первый трофей. — На перекрестке. — Снова в родном батальоне. — Встреча с «кукушкой». — «Танки закопать!» — Офицер связи.
Поезд наконец-то тронулся. Медленно поплыл за окном переполненный перрон Варшавского вокзала. Все быстрее уходили назад лица провожающих, глаза, полные тревоги, ручонки детей, тянущиеся к вагонам, увозящим их пап неизвестно куда и надолго ли…
Меня и моих спутников-танкистов никто не провожал. Несколько часов назад в штабе 49-го отдельного тяжелого танкового полка мне приказали подобрать три экипажа, выехать с ними в Псков, получить там танки и погрузить их на железнодорожные платформы. Экипажи выбирал в сводной роте. Спросил, кто умеет водить танки — поднялся лес рук. Я записал первых трех, кто стоял ближе: сержант В. А. Васечкин, красноармейцы Н. М. Чиканов и Д. М. Павлов. Затем отобрал еще шесть человек — трех командиров танков и трех башенных стрелков. Через десятки минут мы уже были на контрольно-пропускном пункте полка. Вскоре подошла машина, и нас вместе с другими командами повезли в Ленинград.
И вот — поезд. Со мной лишь Павлов и Васечкин. Остальные в соседних, таких же набитых до отказа купе.
Не знаю, как другим, а мне этот день, 22 июня 1941 года, до сих пор кажется самым долгим днем в моей жизни, каким-то бесконечным. Тогда в поезде я вдруг почувствовал, что сегодняшний рассвет, боевая тревога будто разрубили время, разделили события. И все, что было вчера, отодвинулось куда-то далеко-далеко, «до войны».
…В 49-й тяжелый танковый полк я прибыл из Киевского танкотехнического училища всего неделю назад. Полк только формировался, новая материальная часть — тяжелые танки КВ — еще не поступала. А несколько танков Т-28 использовались для подготовки экипажей, прибывших в полк раньше меня. Нас — «бестанковых» лейтенантов и воентехников — включали то в одну, то в другую комиссию. Мы страшно огорчались и завидовали тем счастливцам, которые были при технике.
Всплыл в памяти вчерашний разговор с воентехником 2 ранга И. К. Лаптевым.
— Ну как противохимическая защита? — с усмешкой спросил он, зная, что я в комиссии по проверке противогазов.
— Так же, как и с твоим ремонтом лагерной бани, — парировал я. Думал, что задену его, но Лаптев рассмеялся:
— Через недельку приглашаю в парную. По собственному проекту сооружаю.
— Ты, кажется, доволен? — взорвался я. — Хочу танк водить! Понимаешь это?! Хочу стрелять, заниматься тем, чему учили меня!
— Да ты не петушись, — спокойно ответил Лаптев. — Все это будет, дай срок. А сейчас учись тому, чему тебя не учили. Пригодится в жизни. — Он помолчал и уже совсем другим тоном сказал: — Мне тоже хочется поскорее сесть в танк. Но ведь их пока нет в полку. А сидеть сложа руки — не в характере военных. Вот и приходится выполнять другую работу. Так надо…
«Так надо…» Эти же слова вчера вечером повторил и командир батальона капитан Н. М. Бочкарев в ответ на мои сетования, но тут же обрадовал:
— Соберитесь. Сейчас поедете в лагерь. Прикинем, как полевой парк оборудовать. Скоро техника подойдет.
Вот это уже дело! Пока ехали в лагерь, капитан подробно расспрашивал о жизни, учебе в училище, о настроении молодых командиров, которые оказались, как и я, «без танкового дела». С ним было легко. Комбат умел вести непринужденную беседу с молодыми. Он был опытный человек, всеми уважаемый. Бочкарев участвовал в финской кампании, был награжден орденом Красного Знамени.
В лагере встретил нас начальник штаба батальона. Он доложил комбату, что рекогносцировка проведена и план вычерчен.
— Хорошо. Вот привез вам начальника команды по оборудованию танкового парка, — сказал капитан.
Я представился. Начальник штаба тут же развернул лист ватмана с планом парка, начал «привязывать» его к местности. Закончив пояснения, он добавил, что личный состав начнет прибывать завтра с утра…
А завтра, то есть уже сегодня на рассвете, мы из лагеря по тревоге мчались в штаб полка. Война!
…Мерно постукивали колеса вагона, словно повторяя это непривычное слово — «война… война… война…». Какая она будет вообще? Каким будет для меня лично первый бой? Что я умею и чему надо еще учиться?.. Такие мысли беспокоили, видно, не только меня: в купе никто не спал, но и разговор как-то не клеился. Разумеется, мы много об этом думали до войны, спорили, читали о ней в книгах, смотрели патриотические фильмы. Словом, морально были готовы к ней. Но наверное, каждый из нас не так представлял себе начало войны…
В Пскове мы быстро разыскали нужный нам танковый городок. Кроме старшины, представившегося начальником танкового парка, здесь никого уже не было. 1-я танковая дивизия, оказывается, уже с 19 июня начала передислокацию на Кандалакшское направление. Оставшиеся танки — 20 единиц БТ-5 и БТ-7 — считались на консервации. Осмотрел их и только ахнул: одни без коробок передач, другие без аккумуляторов, у некоторых сняты пулеметы!..
На вопрос, что все это значит, старшина ответил, что полк, поднятый по тревоге, забрал все, что можно было поставить на ход. К тому же аккумуляторы с большинства танков сняли и вывезли в другой военный городок для подзарядки, а обратно не привезли.