Прощаясь со своей женой Перси, Эдвард Карни не догадывался, что видит ее последний раз в жизни.
Сев в свою машину, которую ему с трудом удалось припарковать на переполненной Восточной Восемьдесят седьмой улице в Манхэттене, Карни влился в оживленный поток. Наблюдательный по своей природе, он заметил стоящий рядом с их коттеджем черный микроавтобус с темными тонированными стеклами, покрытыми капельками грязи. Приглядевшись к видавшему виды автомобилю, Карни обратил внимание на номера штата Западная Вирджиния и вспомнил, что за последние несколько дней уже видел несколько раз микроавтобус на своей улице. Но тут остановившиеся на светофоре машины тронулись. Карни, едва успев проскочить перекресток на желтый свет, начисто забыл о микроавтобусе. Выехав на шоссе имени Рузвельта, он помчался на север.
Через двадцать минут Карни по сотовому позвонил жене домой. Она не ответила, и он начал волноваться. Перси должна была лететь вместе с ним — вчера вечером они бросили монету, кто займет командирское кресло слева, и жена, выиграв, одарила его фирменной торжествующей улыбкой. Но в три часа ночи Перси проснулась с жуткой мигренью, не отпускавшей ее весь день. Пришлось срочно звонить и искать второго пилота на замену, а Перси, приняв флоринал, вынуждена была остаться в постели.
Никакая другая болезнь, кроме мигрени, не смогла бы удержать ее на земле.
Эдвард Карни, долговязый сорокапятилетний мужчина, все еще носивший короткую армейскую стрижку, склонив голову набок, слушал гудки в телефоне. Наконец включился автоответчик, и он положил трубку на рычаг, слегка обеспокоенный.
Карни вел машину со скоростью ровно шестьдесят миль в час, строго посередине крайнего правого ряда; подобно большинству летчиков, за рулем он вел себя консервативно. Доверяя другим пилотам, он считал почти всех водителей сумасшедшими.
В конторе чартерной авиакомпании «Гудзон-Эйр», расположенной на территории аэродрома «Мамаронек» в Винчестере, его ждал пирог. Строгая и чопорная Салли-Энн, пахнущая как парфюмерный отдел дорогого магазина, испекла его сама, чтобы отпраздновать новый контракт, заключенный компанией. Нацепившая по торжественному случаю брошь в виде биплана с искусственным бриллиантом, подаренную внуками на прошлое Рождество, Салли-Энн бдительным оком оглядывала помещение, убеждаясь, что все двенадцать сотрудников получили по куску соответствующих размеров. Эд Карни, куснув пирог пару раз, стал обсуждать предстоящий полет с Роном Тэлботом, чье солидное брюшко свидетельствовало о любви к выпечке, хотя держался Рон в основном за счет кофе и сигарет. Тэлбот, сидевший на двух креслах — менеджера и руководителя полетами, высказывал свои опасения по поводу того, что доставить грузы не удастся в назначенный срок, что расход горючего может превысить расчетную величину, что стоимость работ посчитана неправильно. Отдав свой недоеденный кусок пирога, Эд посоветовал ему успокоиться.
Вспомнив про Перси, он зашел в свой кабинет и снял трубку.
Дома по-прежнему никто не отвечал.
Озабоченность переросла в беспокойство. Люди, имеющие детей, и люди, имеющие собственное дело, всегда отвечают на звонок. Бросив трубку на аппарат, Эдвард подумал было о том, что надо бы позвонить соседям и попросить заглянуть к нему домой. Но тут в расположенный рядом с конторой ангар въехал большой белый грузовик, и настало время работать.
Тэлбот протянул Карни на подпись десяток документов, и в этот момент появился Тим Рэндольф, в темном костюме, белой рубашке и узком черном галстуке. Тим называл себя «вторым пилотом», и Карни это нравилось. «Первыми пилотами» были сотрудники компании, работавшие на регулярных авиалиниях; и хотя Карни уважал любого компетентного человека в правом кресле, все-таки до конца избавиться от снобизма ему не удалось.
Высокая темноволосая Лорен, помощница Тэлбота, специально надела платье, приносящее удачу, — его небесно-голубой цвет соответствовал цвету логотипа компании «Гудзон-Эйр», силуэту сокола над земным шаром. Склонившись к Карни, Лорен шепнула ему на ухо:
— Теперь все будет хорошо, правда?
— Все будет замечательно, — заверил ее он.
Они обнялись. Салли-Энн, тоже потискав Карни в своих объятиях, предложила ему в полет еще кусок пирога, но он решительно отказался. Ему хотелось поскорее уйти отсюда, прочь от праздника, прочь от сентиментальности. Оторваться от земли, подняться в воздух.
Долго ждать Карни не пришлось. Вскоре он летел на высоте трех миль над землей, сидя за штурвалом «Лир-35А», лучшего частного реактивного самолета на свете, не имеющего на своем полированном серебристом корпусе никаких надписей и знаков кроме регистрационного номера.
Он летел в сторону поразительно прекрасного заката — идеальный оранжевый диск опускался в огромные мечущиеся тучи, окрасившиеся в розовые и пурпурные цвета.
Только рассвет может сравниться красотой с этим зрелищем. И только гроза может быть более величественной.
