Светят окна в ночи
Авторы: Наиль Асхатович Гаитбаев
Жанр: Советская классическая проза
Цикл: Новинки "Современника"
Формат: Полный
Всего в книге 68 страниц. Год издания книги - 1988.
Поиски человеком единственно верного пути, личного счастья — ведущая тема произведений башкирского прозаика, участника VII Всесоюзного совещания молодых писателей, Наиля Гаитбаева. Поиск своего места в жизни, дружбы, любви понимается его героями не с узкоэгоистических, потребительских позиций. Для них — студентов, рабочих, инженеров — дороги нравственно здоровые, гармоничные отношения, так необходимые в любом коллективе и в обществе в целом. Задумываясь над жизненными неудачами своих молодых современников, писатель приходит к неоднозначному ответу, ненавязчиво подводя к мысли о том, как сложна и интересна каждая человеческая судьба, как бережно должны относиться люди друг к другу.
Читать онлайн Светят окна в ночи
ПОВЕСТИ
СВЕТЯТ ОКНА В НОЧИ
Гумера Хабирова сняли с работы.
Как только закончилось затянувшееся совещание, он, ни на кого не глядя, первым покинул кабинет и вышел на улицу.
А там ревела, свистела, бушевала метель — одна из самых свирепых в нынешнюю зиму. Раскачивались оледенелые провода, гудели столбы, мотались из стороны в сторону деревья.
Хабиров прикрыл лицо воротником куртки, защищаясь от ветра, холода и колючей снежной пыли, и, спустившись с крыльца, зашагал прочь.
Он миновал столовую, здание цеха, где совсем недавно работал. Мелькнула мысль — зайти к ребятам, но тут же ее отбросил. Зачем? Что он скажет им, что они скажут ему? Но и в холодную, сумрачную, неуютную комнату в общежитии идти тоже не хотелось. С тоски там завоешь в одиночестве, это уж точно! Нет, если и идти сейчас куда, так только к Зифе. Ей ничего не придется объяснять, она с полуслова все понимает. Откроет дверь, улыбнется и скажет, наверное: «Долго же ты пропадал, милый!» Но не упрек прозвучит в ее голосе, а радость, оттого что он наконец-то пришел. Когда тебя ждут, можешь каким угодно заявляться — и сердитым, и озабоченным, и раздраженным. И с бедой своей — можешь. Молча порог переступишь — в чужое, ставшее таким привычным тепло, навстречу ласковым, нежным, ждущим рукам, утонешь лицом в пахучих волосах — и сразу станет легче, все печали забудутся-исчезнут, словно их никогда и не было…
Хабиров ускорил шаг.
Что и говорить, давненько он у Зифы не был. Даже счет дням потерял. С утра до позднего вечера крутился в своем сушильном цехе. Бегал, ругался, спорил, чего-то доказывал, отбивался, хитрил, выкручивался и сам распекал кого-то — выпадает такое времечко в конце каждого месяца, когда все, кажется, с ума посходили, завод на дыбы поднят, телефоны от криков раскалываются, люди, как чумные, мечутся с красными от бессонных ночей глазами, поесть некогда, маму родную и ту забывают, не говоря уж о любимых, начальник цеха голос теряет, как глухонемой, руками команды отдает, говорят, даже материться таким образом научился. Но на Гумера он, как на бога, молится в такие штурмовые дни, потому что от него, механика цеха, все и зависит: будут бесперебойно агрегаты работать, значит, и план будет, и премии, и фабрика из прорыва выскочит. Не раз и не два пожалел Гумер, что ушел из отдела главного механика, дал себя уговорить, польстился на что-то, чего тут и близко не было. То ли дело — первые месяцы после окончания института. Отсидел за столом восемь часов, собрал бумаги, разложил по папочкам, сунул их в ящики письменного стола — и иди-гуляй до следующего утра. Отглажен, при галстуке, в начищенных до блеска штиблетах, хорошим одеколончиком попахиваешь, спину прямо и гордо держишь, вахтер тебе приветливо улыбается в проходной: инженер идет, молодой специалист, как знать, вдруг завтра директором станет!
Какого черта тебе не хватало, Гумер, а?
В ту пору с механиками цеха встречался только на планерках. Смотрел на них, заезженных, крикливых и обидчивых, строго спрашивал за отчеты, в которых то полуправда, то полуложь, то вообще ничего, упрекал за то, что тонут в текучке, не думают о завтрашнем дне завода… Они, конечно, огрызались, не без этого, но все-таки терпеливо выслушивали, даже записывали что-то в своих замызганных блокнотах, и Гумер не без гордости думал тогда, что не зря ест свой хлеб. Потом, правда, один из механиков показал ему блокнот — он, оказывается, рожи разные рисовал да ножки женские… Но это все было уже после того, как Гумер сам механиком стал и с другой стороны стола очутился — с той, где и правильные слова часто слышатся, да прока от них никакого. От призывов и накачек только настроение портилось, а из старых, давно требующих капитального ремонта агрегатов ничего уже выжать нельзя было.
Гумер вспомнил, как однажды главный механик объединения, вернувшись минут за десять до окончания рабочего дня, тяжело опустился на стул и молча начал выпрямлять смятую крючком папиросу. Вид у него был такой, словно с похорон пришел. Сидит, согнувшись, крупная голова совсем в плечах утонула, курит, глубоко втягивая в себя дым, и смотрит в стену. Гумер, конечно, тоже молчит. А что тут скажешь? Что ни день — авария, что ни день — поломка. Хоть бейся головой об стену — кому чего докажешь? А с него, главного механика, один спрос: все, что крутится, должно крутиться безостановочно. План любой ценой. Так это называется на общепонятном производственном языке.
— Так я пошел? — вздохнул Гумер, прозрачно намекая на то, что он лично трудности начальника понимает, но в данный момент ничем ему помочь не может. Чего зря время терять?
— Подожди, — вяло сказал главный механик и поискал глазами пепельницу. Но ее, конечно, на месте не оказалось, и он, плюнув на тлеющий кончик папиросы, кинул окурок в пустую корзину под стол. — Нечему там гореть, — добавил главный механик, перехватив взгляд Гумера. — Мы о другого конца гореть будем. Да и горим уже. Как в той песенке о пожарнике: «А вместе с тем горело очень много, но этого никто не замечал». Уяснил?
Гумер с удивлением взглянул на начальника: чего-чего, а уж стихов он от него никак не ожидал! Знать, и впрямь допекло.
![Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2](/storage/book-covers/a5/a55ffb341b9f2bedc4eb5c5992ad087d30f89aff.jpg)