«Бутылкой Клейна» математики называют одностороннюю замкнутую поверхность, модель которой можно получить, если в обыкновенной бутылке проделать отверстие и заклеить его края горлышком бутылки, но не снаружи, а изнутри, проткнув бутылку её собственным горлышком.
«Бутылка Клейна» является героиней очень странных происшествий, свидетелем которых я стал в восьмилетнем возрасте. Подчинившись мнению отца, я много лет видел в них плоды своей детской фантазии. Однако, познакомившись недавно с крайне любопытным предположением о возможности существования нейтронных молекул, я вновь проникся доверием к моим давним воспоминаниям. Излагая их, я должен буду коснуться неожиданного романтического вторжения одной немолодой девицы — Киры Евдокимовны Дроздовой — в причудливую жизнь старинного друга нашей семьи, ныне покойного Валентина Марсовича Троицына. История эта расстроила намечавшийся брачный союз между Кирой Евдокимовной и Валентином Марсовичем. Произошла она в О-ве — маленьком городке, состоящем в основном из одноэтажных домов с палисадниками.
Прожив холостяком далеко за полвека, Валентин Марсович, по-моему, никогда и не помышлял о победах на поле женской добродетели. Я думаю, что он был немало озадачен, когда однажды узнал, что его пылко любят. Случилось это в марте 193… года.
В то время Валентин Марсович работал в О-вском райторге.
Учреждение это располагалось тогда в правом крыле деревянного зелёного дома на Подлесной улице. Оно занимало две комнаты в конце коридора. Меньшая из них была треугольной формы. В ней помещался стол Валентина Марсовича, для других же столов там недоставало места. В соседней комнате трудились остальные, служившие в райторге. Среди них была и Кира Евдокимовна Дроздова.
Насколько мне известно, первую страницу её кратковременного, но неспокойного романа с Валентином Марсовичем открыли мыши. Впоследствии она говорила, что мышей было четверо.
Они умудрились забраться к ней в письменный стол. Открыв ящик стола, она увидела в нём маленькие, неистово мечущиеся серые комочки.
Мышей Кира Евдокимовна всегда отчаянно боялась. Понятно поэтому, что, когда одна из них вдруг прыгнула ей на грудь, она совершенно потерялась. В каком-то трансе вбежала она в соседнюю комнату, обняла Валентина Марсовича и почти лишилась чувств в его объятиях.
Отложив в сторону трубку с дымящейся махоркой, Валентин Марсович свободной рукой достал платок и протёр очки, а затем стал обмахивать этим платком трепещущую Киру Евдокимовну, которая вскоре совершенно опамятовалась. Широко открыв свои круглые кукольные глаза, она принялась бесконечно извиняться, причём её птичье, довольно хорошо сохранившееся лицо алело как маков цвет.
Успокаивая Киру Евдокимовну, Валентин Марсович сказал, что очень многие не выносят мышей или других тварей, а сам он, например, терпеть не может крыс. Для их истребления он даже поставил у себя на чердаке капкан. Или вот его коза.
Она страшно боится гусениц походного шелкопряда и при виде их всегда как-то стр-анно блеет, хотя они довольно красивы.
Замечание о козе Кира Евдокимовна почему-то приняла на свой счёт и совершенно несправедливо обвинила Валентина Марсовича в язвительности. Однако она тут же прибавила, что прощает его и., даже, чтобы доказать, что она «всё-таки чем-то отличается от козы», с удовольствием придёт сегодня к Валентину Марсовичу в гости «посмотреть на этих красивеньких гусениц».
В ответ Валентин Марсович очень галантно поклонился и сказал: Милости прошу.
Вечером того же дня Кира Евдокимовна побывала в гостях у Валентина Марсовича, а через неделю переселилась к нему вместе со своими двумя неразличимо похожими котами и доставшимся ей по наследству чёрно-белым аккордеоном.
Хотя Кира Евдокимовна и назвала гусениц походного шелкопряда «красивенькими», в глубине души она чувствовала к ним отвращение. А дом Валентина Марсовича ими так и кишел.
Картонные коробки с гусеницами стояли во всех трёх комнатах этого дома и даже в кухне.
Первым благоучреждением Киры Евдокимовны было выставление гусениц из кухни. Затем она выдворила их из той комнаты, в которой находилось большое, величиной с бочку, сооружение из лужёной жести в форме «бутылки Клейна».
«Бутылка Клейна» вместе с оплетающими её проводами и двумя автомобильными аккумуляторами была вынесена в соседнюю комнату, причём довольно неосторожно, и несколько при переноске повредилась. Расстроенный этим Валентин Марсоч так помрачнел, что Кира Евдокимовна даже немного поругала его в тот день за угрюмость.
Неделю спустя, в субботу, Валентин Марсович явился к нам в гости. Он пришёл один. Кира Евдокимовна в тот вечер пела ъ хоре в Доме народного творчества.
Кряхтя и бурча, Валентин Марсович долго снимал в передней калоши и пальто. Затем вместе с моим отцом он прошёл в; комнату, остановился, сгорбившись, у печки и тут же закурил, Он всегда так делал. Курение махорки было величайшей усладой для Валентина Марсовича. Он курил махорку со своего — собственного огорода. Он набивал ею вишнёвую изжёванную трубку, дедовским «кресалом» высекал огонь из затупившегося кремня и, посасывая трубку, добивался после долгих усилий такого удушливо неприятного дыма, что во время его визитов наша квартира пропитывалась дымом на несколько дней.
