1
Дождь уже перестал, а с желоба все еще сочилась нервущейся ниточкой вода. Над лесом устало погромыхивало, будто надсадно, с передышками, в гору катили пустую бочку. Козы, прятавшиеся от непогоды под сельсоветским крыльцом, озабоченно потряхивали бородами и, важные, выходили из-под укрытия, но едва гром, скопив силы, брался за гулкую бочку снова, как они вздымали хвосты и что было мочи неслись врассыпную вдоль деревни.
Мишка Некипелов ввалился в дом к своему дружку Кире Егорову в грязнущих сапогах. Киря сидел у окошка, ел из эмалированного блюда толченый лук со сметаной.
— Ты чего это не делом занялся? — спросил Мишка, топчась у порога и не решаясь пройти на-избу. Он поводил носом во все стороны, недовольно сморщился: — Фу-у… Как от падины пахнет…
— Не по девкам и бегать, — отговорился Киря.
— Здорово ночевали. — Мишка посмотрел на следы, остающиеся после него, и сел на порог. — А я тебя к девкам-то и пришел звать.
Киря усмехнулся: давай, мол, давай мели, Емеля…
В Полежаеве очень-то по этой части не разбежишься… Девок для Мишки и Кири пока что не наросло, а те, что были, разъехались по институтам да техникумам. Грамотными всем захотелось стать. Никому неохота за коровьи хвосты держаться.
— Чего ухмыляешься? — спросил Мишка. — Я, смотри, не шучу. Тут экспедиция какая-то приехала, разговоры записывает, интересуется, правильно ли мы говорим.
— Ну да? — усомнился Киря. — Будут по таким пустякам к нам ездить.
Мишка вскочил с порога.
— Во-о, деятель! Не верит, — теперь уже ухмылялся он. — Они с утра всех полежаевских старух перетаскали к себе. Экзамен прямо устроили: как это называется да как это? У моей бабушки про нижнюю рубаху даже спросили, что, мол, это такое. А она им: «Подстава», — так понравилось, записали.
Ну еще бы! Степаха — известный колоколец: ни перед каким вопросом не растеряется, с три короба наплетет кому угодно, только слушай ее… Так Мишке-то веры нет. Ох и мастер на розыгрыши! Иной раз так подъедет к тебе, что и не захочешь — уши развесишь.
— Давай, давай, ври дальше, — сказал Киря, но блюдо с луком отнес на кухню.
— Чего ври? — Мишка, чтобы поменьше наследить, метровыми шагами, на цыпочках, просаженил к печке, вытащил из-под шестка табуретку и подсунул ее под себя. — Пошли к Тишихе, увидишь своими глазами. Три девки, говорят, приехали, одна-то вроде учительница, а две практикантки.
Мишка был не просто серьезен, а даже озабочен, и это Кирю сбивало с толку, он не мог отделить правду от лжи.
— Я у них ничего не оставил, — неуверенно отказался он.
— Да для науки! — загораясь, настаивал Мишка. — Пусть хоть современного человека запишут, а не старух… Заодно бы и познакомились.
Было похоже, что Мишка даже сердился на Кирю за его неуступчивость. Чего доброго, и обидится, с него может и это статься. Но все-таки доверяться Мишке на сто процентов нельзя.
— От меня луком пахнет, — использовал Киря последний козырь, чтобы проверить товарища: не будет же он вонючего козла тащить с собой на это знакомство.
Мишка озабоченно согласился:
— Да, поторопился ты нажраться этой заразы. — Он поставил свои мокрые сапоги на перекладину табуретки, тоскливо посмотрел на скопившуюся внизу лужицу грязной воды. — Придется, видать, одному разбираться с ними.
Киря, чтобы поддержать его боевой дух, спросил:
— А надолго они приехали-то?
— Да в том-то и дело, не знаю. — Мишка покачал головой и вдруг хлопнул себя по колену. — Слушай! — повеселел он. — А ты зажуй мускатным орехом! Водку перешибает, так или уж эту дрянь не осилит?..
Э-э, вот тут-то, пожалуй, Мишка и подцепил Кирилла: на попятную ради товарищества не пойдешь, и, если розыгрыш, смешнее-то случая для подковырок и не придумать.
Да ведь была не была! Кому смеяться-то? Кроме Мишки, и некому. Ну, соберутся механизаторы в мастерских, им Мишка расскажет, поржут мужики над Кирей. Ну, еще в колхозной конторе людей посмешат, а больше-то некого. Перед девками было бы стыдно, но в Полежаеве всего одна девка была — Шура Лешукова, агрономка, — так и та после посевной замуж вышла за заведующего клубом Геннадия Ивановича. Женихов-то есть — загибать пальцы, так на одной руке их не хватит, на другую придется перебираться. Все, механизаторы женихи, один Колька Попов — из молодых-то — женатый. А остальные, как Мишка Некипелов, только и смотрят, с кем бы знакомство завести.
— Ну, давай свой мускатный орех, — жертвенно протянул Киря руку.
Мишка пошарил, пошарил в карманах, а ореха-то нет.
— Ой, черт, ведь вчера в гараже выпивали, так раздал ребятам. — Он сокрушенно развел руками.
Тут уж и дураку видно, что Мишка и не думал Кирю разыгрывать. Вон как расстроился.
— Так чего? В одиночку пойдешь? — сочувственно спросил Киря.
— Да хоть сблизи глянуть, что за девки.
— Ну, ну, валяй. — У Кири где-то валялся этот мускатный орех. Куда же он засунул его? Кажись, в ящик стола… — Валяй, валяй, записывайся за всю советскую молодежь.
Мишка не отреагировал на издевку, сложил на коленях руки. Киря впервые заметил, что они у него насплошь в ссадинах и что в них намертво въелось машинное масло. Посмотрел на свои, а и у него не лучше, такие же грабли, пропитанные мазутом. Ну а чего ты хочешь от трактористов? Целыми годами так: железякой палец раскровенишь, а соляркой смажешь. Вот они, руки-то, как железнодорожные шпалы и стали, на века теперь черные. Только девок ими и обнимать…