– Ручка ручку моет, господин Дунн!
Эрвин Дунн не брал взяток, питал к ним отвращение. Вот и теперь он глянул на коробочку с надписью "Конфеты" так, словно в ней лежал не шоколад, а копошились пауки и скорпионы.
– Если вы ее не заберете, я отниму у вас разрешение!
– Ну что вы? – Заменхофф поднял руки, словно защищаясь. Он побледнел. – У меня и в мыслях не было ничего дурного. Я хотел только поблагодарить, что-нибудь сладкое – ну, для хорошего начала дня.
– Заберите, иначе я отниму разрешение, и вы не перевезете свои чертовы тракторы на планетоид!
Эрвин почувствовал, что щеки у него запылали. Он знал себя, подавлял подобные эмоции годами, но сейчас готов был взорваться, словно верх взяла темная сторона его личности. Эрвина охватило непреодолимое желание сделать что-нибудь, чего ему всегда хотелось. Например, схватить листок зеленой бумаги, на котором живого места не было от пятнадцати печатей, и разорвать на глазах толстяка в мелкие клочки. Никто не выдал бы этому идиоту другого разрешения ни в этом году, ни в следующем.
– Я не хотел! – посетитель, видимо, разгадал намерения Эрвина. Он быстро протянул руку к разрешению и коробочке.
– Чтобы это было в последний раз! – несколько миролюбивее сказал Дунн. Реакция торговца его определенно позабавила. – Взяли разрешение – и уходите живее, пока я не передумал.
Однако Заменхофф не двигался с места. Он стоял как вкопанный, словно его накрепко приклеили к зеленому линолеуму.
– Я же сказал! Исчезните! – Эрвин услышал в собственном голосе интонацию последнего предупреждения. Игра становилась опасной. Коллеги, сидевшие за соседними столами, все чаще поглядывали на него. Не один из них бегал к начальнику с полезной информацией. – Я не шучу!
Дунн посмотрел на клиента, а потом, проследив за его взглядом, на конфеты и свою правую руку, бессознательно сжавшую яркую коробочку.
– Я могу вам ее оставить… Как хотите… То есть, я уже не знаю… Я не хочу лишиться разрешения, – голос Заменхоффа дрожал. Толстяк совсем растерялся; он сделал попытку потащить коробочку к себе, потянув ее из руки чиновника.
– Заберите ее! – Дунн побледнел. Он не управлял собственной правой рукой, вообще ее не чувствовал! – Заберите это, ко всем чертям!
Он попытался отогнуть пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в коробку. Заменхофф помогал ему изо всех сил. Оба уперлись в стол, таща коробку каждый в свою сторону.
– Что же это? – Дунн схватил одну из печатей, бывших на столе, и несколько раз ударил ею по ладони. – Что же это, черт возьми?
В этот момент правая рука Эрвина ослабила хватку. Заменхофф полетел на пол, а конфеты высыпались из коробочки, ударяясь о стены и потолок.
Эрвин Дунн с трудом сел. Он не задерживал толстяка, который поспешно ретировался из кабинета. Эрвин всматривался в свою руку и пальцы, выбивавшие на столе неспокойный странный ритм. Его правая рука. Вернись. Его правая рука напряглась, словно мускулистый зверь… Кто-то захватил контроль над ней!
***
Эрвин покинул контору через несколько минут после случившегося. В том состоянии, в каком он пребывал, невозможно было находиться среди коллег, работавших в том же кабинете, и уж тем более – обслуживать столпившихся под дверью клиентов. Перед этим он позвонил – левой рукой, конечно – в отдел кадров и взял давно полагавшийся ему отпуск. Эрвин надеялся, что двух недель отдыха и визита к лучшему в городе психиатру будет достаточно, чтобы вернуться в форму.
Эрвин все время со страхом наблюдал за правой рукой. Она совершенно вышла из повиновения. Дунн безрезультатно пытался удержать ее, когда она извивалась в кармане и, словно живя своей собственной жизнью, вырывалась наружу. Несколько раз рука пыталась схватить невидимые предметы, указывала замысловатые направления и наконец, сжавшись в кулак, опасно взлетала к его носу. В такие моменты Эрвин Дунн пугался ее больше всего.
Он был в ужасе. А кто не пришел бы в ужас на его месте? Дунн боялся, что внезапная потеря контроля над одной частью тела перекинется на другие члены; что эта странная болезнь – ибо Эрвин был уверен, что это какая-то болезнь, которой он мог заразиться хотя бы в метро – не приведет к общему приступу, захватив власть, например, над его мыслями. Дунн побледнел. А вдруг кто-то инфицировал его вирусом, который позволял управлять им, как марионеткой? Что, если через минуту ему придет в голову раздобыть огнестрельное оружие, купить билет до Вашингтона и совершить покушение на президента?
Нет. Этого бы он точно не сделал. Такой план был бы с самого начала обречен на провал. Эрвин всю жизнь посвятил самосовершенствованию. Он избавился от злости, жадности и лживости. Эрвин работал над собой, он, можно сказать, избавился от всего, что в нем было плохого, выкинул никому не нужное барахло. Если бы кто-нибудь действительно готовил покушение, то не использовал бы для его исполнения Эрвина Дунна. Наверняка нашлись бы кандидаты получше.
В голове Эрвина царило полное смятение. Он все еще размышлял, что произошло. Выводы становились фантастичнее с каждой минутой. В конце концов Дунн сдался. Признал, что проблема, скорее всего, кроется в нем самом. Может быть, у него как раз сейчас нервный срыв или, хуже того, опухоль мозга, что и вызвало эти непонятные расстройства. В обоих случаях требовалась помощь специалиста. Эрвин решил воспользоваться ею без промедления. Прямо сейчас, когда он нервными шагами приближался к медицинскому центру – до него было минут пятнадцать ходьбы.
