Теплый ветерок напевал весеннюю мелодию пешеходам, что запрудили в этот полуденный час центральные улицы Сент-Луиса, слегка затуманенные ласковым апрельским дождиком.
Фрэнки Гранателли было, однако, не до погоды. Раздраженно увертываясь от зонтов прохожих, она буквально тащила за собой под руку свою дородную, запыхавшуюся мать. Черт знает что, столько времени приходится терять!
Разумеется, заботу о еде на свадьбе Ника по традиции следовало оставить семье невесты. Но где там! Мама так беспокоилась, так изводила и доставала всех по этому поводу, что Синтия Бауэр, мать невесты, любезно уступила право решать все вопросы относительно меню семейству Гранателли.
Фрэнки нехотя должна была признать, что понимает беспокойство матери. Ведь на итальянской свадьбе угощение, а главное, его количество – основное достоинство в глазах гостей, а в том, что присутствовать будут все до последнего родственника, сомневаться не приходилось.
Да, если подумать, вполне понятно, почему мама не хочет оставаться в стороне. Она не могла взять в толк лишь одного – ее-то зачем втягивать во всю эту сумятицу, неужели просто потому, что ее мать, Тереза Гранателли, думает, будто недостаточно хорошо говорит по-английски?
По-английски мама говорит более чем сносно. И уж, во всяком случае, в состоянии договориться с каким-то там ресторатором о том, что подавать на свадьбе сына!
Но мама думала иначе, и никакие доводы Фрэнки ее не переубедили.
– Да где же этот чертов ресторан, в конце концов? – Вопрос Фрэнки прозвучал раздраженно, и ее мать, напустив на себя мученический вид, намеренно громко вздохнула. – Он должен быть где-то поблизости. Ты ведь этот адрес дала мне, мама? – Бросив хмурый взгляд из-под полей своей элегантной коричневой шляпы, Фрэнки увидела наконец впереди долгожданную вывеску: «Овальный мяч». – Вот он. Ну, слава Богу!
Фрэнки невольно ускорила шаг. Может, удастся быстро договориться об этом проклятом меню и вернуться к себе в магазин, глядишь, и не весь день у нее пропадет! Она с некоторым беспокойством подумала о заготовках из фетра, которые успела выкроить сегодня утром, ей бы сейчас натягивать их на болванки, отпаривать, постепенно придавая им форму модных шляпок! А вместо этого…
– Франческа, не так быстро, per favore,[1] я задыхаюсь. Ведь я уже не молодая женщина, ты должна понимать.
Тереза потянула дочь за руку, и Фрэнки, вздохнув, пошла медленнее, заставляя себя приноравливаться к царственно-неторопливой поступи матери.
– Я знаю, что это для тебя лишнее беспокойство, Франческа, – проговорила Тереза, перейдя на родной итальянский и придав голосу особенно трагический тон, от которого Фрэнки обязательно должна была почувствовать себя виноватой. – И мне жаль отрывать тебя от работы, но что я могу поделать? В конце концов, это свадьба твоего брата, и стол должен быть идеальным. Ники и сам бы так сказал, будь он здесь.
Ничего подобного! Ее старший брат вовсе не являлся рьяным приверженцем национальных традиций, как, впрочем, и она сама. Он даже не потрудился помочь разобраться в этом хаосе, им же созданном, а преспокойно вернулся к себе в Нью-Йорк – налаживать недавно им созданное деревообрабатывающее предприятие, – собираясь приехать лишь перед самой свадьбой.
Недурно устроился, а? Оставить хлопоты другим, а потом явиться на все готовое. Здорово придумано, fratello mio.[2]
Тереза была уже в отличной форме.
– Ты ведь понимаешь, Франческа, я никогда не стала бы просить тебя о помощи, если бы София хорошо себя чувствовала. София всегда рада пойти со мной и позаботиться о том, чтобы все было как надо, – даже если бывает занята.
Фрэнки стиснула зубы и закатила глаза, чуть не сбив при этом с ног небольшого росточка старика в черном плаще.
Сколько она себя помнит, а ей уже как-никак двадцать шесть лет, ей всегда ставили в пример старшую сестру. Неужели это будет продолжаться, когда ей будет тридцать, сорок… или даже пятьдесят?
– Бедняжка София, – продолжала Тереза, еще раз вздохнув. – Эта ее беременность совсем не похожа на три предыдущие. Проказник bambino доставляет ей массу беспокойства. То же самое было и у меня, когда я носила Винни. Так болела спина…
Тереза без передышки тараторила по-итальянски, не скупясь на мрачные подробности недомоганий, преследующих некоторых женщин во время беременности, о чем Фрэнки совершенно не хотелось слушать.
Покончив с хроническим несварением, она перешла к описанию ложных схваток, но тут, к счастью, они дошли до входа в ресторан.
– Этот парень, Торп, где он собирался встретиться с тобой, мама? – прервала Фрэнки нудный рассказ, толкнула тяжелую входную дверь и, войдя в просторный вестибюль, остановилась, чтобы осмотреться.
– По-моему, наверху, у него в офисе, но, может, лучше спросить?
В ресторане царило обычное оживление. Ровный гул голосов перемежался смехом, стуком ножей и вилок, звоном посуды. Аппетитные запахи приятно щекотали ноздри. Ресторан «Овальный мяч» лишь недавно сделался одним из самых популярных в Сент-Луисе, и теперь даже в понедельник, в спокойный полуденный час, дела здесь шли весьма бойко.
И Тереза, и Фрэнки бросали кругом оценивающие, критические взгляды. Ведь они сами специалисты, не понаслышке знакомы с ресторанным бизнесом и хорошо знают, что к чему.