* * *
— Может, ты хочешь посмотреть мою коллекцию фотографий? Стритфото, ню, натюрморты… — он запнулся, не сводя с девушки лихорадочно блестящих глаз.
— Ню? — заинтересованно повторила она и как бы невольно провела рукой по тщательно уложенным белокурым прядкам.
— А фото твоих бывших там есть? — кокетливо улыбнулась девушка. — Ох, какой же высокий этот стул, я сейчас с него упаду… Так что, есть или нет?
Он замялся, не зная, как ответить, чтобы не спугнуть ее… Они и познакомились в его излюбленных охотничьих угодьях — баре «My funny Valentine». Только увидев ее: милую, изящную, одинокую и уже слегка навеселе, он понял, что должен затащить ее к себе домой. Этой же ночью она будет лежать на его кровати и кричать…
Но, — хотя он быстро уговорил ее зайти в гости, — пока они просто сидели друг напротив друга и разговаривали. Ему все трудней было сохранять хладнокровие. В мозгу вспыхивали и гасли безумные, переполненные кровью и воплями фантазии.
Девушка качнула носком туфельки и смущенно улыбнулась, одергивая задравшуюся юбку.
Он сглотнул и заставил себя перевести взгляд на ее лицо.
— Есть несколько работ… — признался он, стараясь сделать тон как можно более доверительным.
— Вот как? Наверное, по вечерам ты спускаешься в подвал, смотришь на свои фото и… — она сделала рукой недвусмысленный жест.
— Нет! — не успев подумать, возмутился он.
— Ах, нет? Хочешь сказать, что ты не такой, как все мужики? Грязные, мерзкие, блудливые сукины дети!
— Да что я тебе плохого сделал? — отчаянно завопил он, снова переведя взгляд на ее пистолет.
— А что хорошего? — она пожала плечами и надавила на спуск.
* * *
Андрей Григорьевич зашел в подъезд и поприветствовал консьержку, делая вид, что не замечает идущую от нее вонь.
— Когда уже это крыльцо отремонтируют, — пробурчал он. — Обещали-обещали, обещалкины поганые… Я так вторую ногу сломаю.
— А как ваше колено?
— Ноет на погоду, выпрямить не могу.
— А жена ваша как? Давно на улицу не выходила.
— Да так себе, на таблетках.
— А дочка ваша?
— Отлично. Как обычно. Звонит, если ей деньги нужны.
— Слушайте, Григорьич, тут за гаражами кошка окотилась, котята здоровенькие, хорошенькие, видно, от породистого она их нагуляла… Не хотите взять? У вас ведь Муська сбежала…
— Да какое сбежала, выгнал я ее. Денег нет кормить.
— О как.
— Да, так! — с вызовом ответил мужчина и направился к лифту.
— Третьего воду отключат, говорят, профилактика! — сообщила ему вслед консьержка.
— Да я знаю уже! — рявкнул Андрей Григорьевич и скрылся в пропахшей кошачьей мочой кабине.
— Да ты даже не знаешь, что уже три года как помер, — фыркнула ему вслед консьержка, показав длинные и тонкие иглы клыков.
* * *
— Глюкоза десять и четыре, — сочувственно сообщила лаборант.
— Это значит… диабет? — мать глубоко вдохнула и расплакалась. Трехлетний сын, который не успел успокоиться после укола в палец, охотно возобновил рев.
Лаборант налила ей воды в одноразовый стаканчик и привычно отвлекла ребенка коллекцией игрушек на подоконнике кабинета.
— Может, сделать еще пробу на толерантность к глюкозе? — с надеждой предложила мама, допив воду.
— Нет, на толерантность делают, если результат сомнительный, на грани нормы, — сочувственно объяснила лаборант — совсем еще молоденькая девушка с ярко-голубыми глазами.
— Не переживайте так, у нас очень хороший эндокринолог, он вам все расскажет и распишет… Диабет не лечится, но контролируется… Все будет в порядке…
Мама разрыдалась снова. Девушка терпеливо повторила свои увещевания. Наконец она вышли из кабинета, и лаборант достала мобильный.
— Алло? Солнышко, ты не занят? У нас сегодня на ужин будет сладкое мясо! Да, милый, тебе придется пойти за ним самому, я на работе. Записывай…
И она медленно и отчетливо продиктовала адрес из раскрытого на столе журнала регистрации.
* * *
Мэри поставила на журнальный столик две кофейные чашки и свежеиспеченные булочки. Чарльз аккуратно собирал диванные подушки и устроил из них уютное гнездышко. Они сели в обнимку, и Чарльз открыл книгу «О браке» — сборник цитат с фотографиями, который им подарили на пятнадцатилетие свадьбы.
Время от времени он зачитывал Мэри особенно слащавую фразочку своим прекрасным голосом проповедника, и они дружно смеялись.
Мэри, как обычно, открыла свой блокнот для зарисовок и набрасывала в нем руку Чарльза, которая нежно массировала ее стопу.
Вдруг он встрепенулся.
— Мэри, а Кэти поела?
— Нет, — Мэри недовольно закрыла блокнот.
— А ты с ней разговаривала на эту тему?
— Чарльз, я уже устала, — вздохнула Мэри. — Она просто сидит, как глухая, и смотрит мимо меня в стену. Я понимаю, подростковый возраст, трудный период, но… Пожалуйста, поговори с ней сам. Может, и поужинать убедишь.
— Ну почему, почему после восьми часов работы, после трех проповедей, посещения больницы и лекции перед студентами, я должен вставать и идти в подвал?
— Потом что я сегодня уже сделала аборт двум твоим воспитанницам.
— Моя умничка…
— Не подлизывайся. Просто иди, поговори с ней. Скажи, что если будет хорошо себя вести, переведем ее наверх, к остальным. Давай-давай, — она ласково подтолкнула его. — Ножницы и молоток у двери, таблетки в шкафу.
