Большой старый будильник стоял на серванте. В доме привыкли к его тиканью. Будильник заводили, он звонил и, конечно, показывал время. Словом, он работал, и им были довольны.
Хозяин и хозяйка складывали часы в недели, недели в месяцы, а месяцы — в годы. Но как-то хозяин заметил, что будильник стал то забегать вперед, то отставать.
— Надо бы его отнести в починку, — вертя будильник в руках, размышлял хозяин.
— Да кто его возьмется чинить! Он просто стар, — решила хозяйка.
Но причина крылась не в старости, а совсем, совсем в ином…
За стеклом будильника жили две стрелки — часовая и минутная. Часовая была покороче, а минутная — подлиннее. Они были очень разные. Часовая стрелка двигалась степенно, медленно, почти незаметно. Минутная же носилась по кругу, совала нос во все дела, сплетничала, перебегая от одной цифры к другой. От ее трескотни стоял такой шум, что, наверно, именно поэтому часовой мастер накрыл когда-то циферблат стеклом.
Часовая стрелка считала минутную легкомысленной вертихвосткой. Сама она порой годами пн с кем не разговаривала. Шла себе и шла. Конечно, иногда бывало взгрустнется. Что вот, мол, годы идут, а она одна. Стрелка смотрела на свое отражение в стекле и видела себя красивой — ажурная, блестящая, строгая. И ей верилось, что она еще дождется своего часа. А когда? Время покажет.
И вот ее час пробил. Она влюбилась. Не подумайте, что в кого-нибудь из чужого будильника! Нет, просто, проходя по циферблату, она приглядывалась к цифрам. Который ее час?
Пять, шесть и девять были простодушными, смешливыми, по уж больно ветреными. Два и восемь — вертлявы. Три пугало своими щупальцами. Четыре — чересчур солидное, семь — строгое. Десять, одиннадцать и двенадцать вообще в расчет не шли, так как были очень двузначны.
Часовую стрелку привлек одни час. Он стоял после двенадцати, перед двойкой. Стройный, со скромно опущенной головой. Почему именно он? Может быть, потому, что час был один и она — одна.
Для стрелки наступило удивительное время. Она жила теперь ожиданием встречи с Ним. Встречались они два раза в сутки: днем и ночью. С утра она готовилась к встрече. Чаще, чем обычно, смотрелась в свое отражение в стекле. После двенадцати очень волновалась и от этого шла быстрее, чем нужно. А поравнявшись с часом, на какое-то время застывала. Ей так не хотелось идти дальше! Но минутная стрелка, как назло, подгоняла ее — и она, вздохнув, двигалась дальше к двойке, оглядываясь назад. Шла медленно, отчего двойка всегда ворчала на нее.
Все заметили странное поведение часовой стрелки. Конечно, первой догадалась минутная стрелка и на своем хвосте разнесла эту весть по всему циферблату. Теперь цифры искоса наблюдали за часовой стрелкой и шушукались за се спиной. А уж когда она приближалась к часу, все замирали, даже шестеренки забывали тикать. Все следили за влюбленными. Звонок сверху склонял голову, пытаясь разглядеть из-за стекла: правда или наврали?
Как-то днем часовая стрелка подошла к своему часу. Время остановилось. Перед ней был ее один-единственный час.
— Постыдились бы! — прошипело двенадцать. — На пас же люди смотрят!
— Как это все несвоевременно! — вторила двойка.
И часовая стрелка двинулась догонять время. Но это уже было ни к чему, потому что вошел хозяин с новым будильником в руках. А старый будильник он вынес во двор и выбросил в кучу металлолома.
— Это все из-за тебя! — набросился на стрелку звонок.
— Мы бы могли еще работать! — визжали шестеренки.
Влюбленная стрелка молча двигалась мимо цифр. А они кричали, и каждая старалась достать до нее и ударить. Было очень больно и обидно.
— Я же люблю его! Люблю! — повторяла стрелка, по ее не понимали. И она заплакала. Слезы расплывались на ней рыжей ржавчиной.
— Завод кончается, — прохрипела изнутри пружина.
Часовая стрелка спохватилась и бросилась вперед. Скорей! Скорей! Ей нужно было успеть, пока не кончился завод. Вот она прошла мимо десяти, одиннадцати, подошла к двенадцати! Тиканье становилось все глуше и глуше. А вот и смолкло совсем. Стрелка замерла.
Но тут произошло чудо: один час дотянулся и из последних сил привлек ее к себе.
