Стрела над океаном
Авторы: Борис Сергеевич Евгеньев
Жанр: Путешествия и география
Цикл: Путешествия. Приключения. Фантастика
Формат: Полный
Всего в книге 64 страницы. Год издания книги - 1961.
Писатель Б. Евгеньев летом 1959 года побывал на Камчатке. На транспортной шхуне ходил на Командорские острова, по реке Камчатке поднялся к подножию Ключевской сопки и дальше — в таежные глубины полуострова, плавал вдоль юго-восточного побережья, жил в Петропавловске. Он встречался с моряками и лесорубами, рыбаками и рабочими, колхозниками и учеными. И обо всем, что писатель увидел и узнал, он рассказывает в книге «Стрела над океаном»: о своеобразной — суровой и щедрой — природе Камчатки, о главном богатстве этого края — его людях, об их самоотверженном труде, направленном к тому, чтобы еще счастливее и краше стала жизнь. Книгу с большим интересом прочтут все, кого привлекают романтика путешествий, красочные зарисовки природы, живые рассказы о нашем, советском человеке.
[Адаптировано для AlReader]Читать онлайн Стрела над океаном
Художник В. МЕДВЕДЕВ
М., Географгиз, 1961
ОТ АВТОРА
В детские годы весь мир — игра и тайна.
Пятно на обоях превращается в оскаленную морду тигра. Щепка в ручье, бегущем по мостовой, — в пиратский корабль.
На карте полушарий, висевшей в классе, происходили сказочные превращения. Очертания Южной Америки пугали сходством с головой аллигатора. Скандинавский полуостров был добродушным бобром. Испания — крепко сжатым кулаком. Япония — рассерженным, вставшим на дыбы поджарым драконом. Кто не узнавал в очертаниях Италии ботфорт мушкетера — с раструбом, с высоким щегольским каблуком?
Камчатский полуостров — острый, кремневый, может быть, нефритовый наконечник стрелы, летящей в синие просторы Великого или Тихого океана…
Пожалуй, мне и не вспомнилось бы это детское представление, если бы теперь оно не приобрело для меня иное значение — значение символа далекого прекрасного края.
Стрела, летящая над океаном!
Дело, конечно, не во внешнем сходстве очертаний, а во внутренней сущности символа. Камчатка — далекая северо-восточная окраина советской Родины — в непрестанном движении, в полете. В смелом, быстром полете стрелы, точно направленной в цель.
Это наша общая великая цель.
В записках нет вымысла. Нет придуманных эпизодов, положений. Нет придуманных людей.
Вместе с тем я чувствую себя свободнее, чем принято в так называемом «документальном» повествовании. Стремлением к большей свободе, к некоторым обобщениям обусловлено и то, что в книге опущены или изменены имена людей, с которыми мне доводилось встречаться летом 1959 года на Камчатке и Командорских островах.
Записки менее всего «исследование». Это просто рассказ о впечатлениях, иногда, может быть, и случайных. Но это не значит, что я не пытался разобраться в некоторых животрепещущих вопросах и проблемах. Отсюда — небольшое количество публицистических экскурсов.
Камчатка — огромный полуостров, больше Италии. За полтора-два месяца я не мог увидеть всего. Приходилось сталкиваться и с трудностями, с не до конца решенными вопросами. Но больше встречалось доброго, хорошего. И о хорошем хочется рассказывать в первую очередь.
ДАЛЕКО ИЛИ БЛИЗКО?
ПОД КРЫЛОМ САМОЛЕТА — КАМЧАТКА
Редкий путевой очерк не начинается теперь примерно так: «Под крылом самолета» — возникли, появились, проплыли горы, леса, поля, дома, крыши. Или — если дело к ночи — «блеснули на земле огни».
Что ж, в известной мере это традиционно:
«…Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик по обыкновению своему поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом», — Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву».
«…До Ельца дороги ужасны. Несколько раз коляска моя вязла в грязи, достойной грязи одесской. Мне случалось в сутки проехать не более пятидесяти верст», — Пушкин, «Путешествие в Арзрум».
Так было раньше. А теперь — «под крылом самолета»… Хочется человеку рассказать о средствах передвижения, — ведь именно они ведут его к познанию мира! И мне хочется. Мне тоже не обойтись без этого «под крылом»…
…В Омск прилетели вечером. Я еще не успел обжиться в самолете. Меня еще занимали шланги и стеклянные колпачки кислородного прибора — на случай дегерметизации. (Слово-то какое — будто совершаешь космический полет!..) И фарфоровые фигурки ломоносовского завода в настенных шкафчиках. И ужин на игрушечных пластмассовых тарелочках. И, уж конечно, — прелестная, но с профессиональным холодком в обращении с пассажирами бортпроводница Элла.
Я еще только-только осматривался, как внизу, в разрывах облаков, на невероятно далекой черно-фиолетовой тверди медной змейкой блеснула неведомая река.
— Что это за речушка?
Бортпроводница:
— Волга. Пролетели Казань.
И почти сразу за Волгой, в нарушение географических представлений, — Омск. Рассыпанный в густой синеве сумерек золотой бисер огней.
Идем на снижение. Острая, нарастающая боль в ушах. Нет, плохо помогают барбарисовые карамельки — ими угостила пассажиров Элла…
Самолет мчится по двухкилометровой бетонированной дорожке. Он делает мгновенные судорожные рывки — сбивает бешеную скорость. В траве мигают, как огромные светлячки, зеленые электрические лампочки.
Мягкий теплый вечер. Над аэродромом — низкая, мутноватая луна. Разноцветные огни — зеленые, красные, белые. Своим ходом поплыла куда-то в сторону высоченная лестница. Утробно ворча, проехала машина с горючим. Серебристые, словно фосфоресцирующие в сумерках громады самолетов. Все это, вместе взятое, — обстановка современного путешествия, ставшая давно привычной и все-таки всегда волнующая, как, впрочем, всегда волнуют и синие стальные полосы рельсов, и широкая лента шоссе, и пыльный шлях, убегающие вдаль…
Только что я прошел через первый, расположенный в носовой части самолета салон. Его отвели пассажирам с детьми. За какие-нибудь три часа полета салон приобрел вполне домашний вид. На высоких спинках кресел развешаны пеленки, одеяльца, штанишки. На полированном столе — бутылочки с молоком, термосы, даже какие-то кастрюлечки. В проходе, страдальчески раскинув руки, лежит замусоленная, прожившая, видно, нелегкую жизнь кукла. И запах тут особенный — теплый, молочный запах детства. Кажется, будь малейшая возможность, которая-нибудь из мам, уж наверное, затеяла бы небольшую постирушку, и это на высоте восьми тысяч метров (почти высота Джомолунгмы), в ревущем, похожем на стрелу снаряде, летящем в разреженном, скованном стужей пространстве со скоростью восьмисот километров в час!.. Человек быстро привыкает ко всему, быстро перестает удивляться…
