Непрерывный стук в дверь в конце концов заставил капитана Родина оторвать голову от подушки. Шатаясь и проклиная раннего гостя, он подошёл к двери. На пороге стоял замначальника розыска Кожин.
Родин, потирая глаза, с упрёком и недовольной гримасой выпалил:
— Иваныч, какой леший тебя принёс в такую рань, дай хоть девятого мая отдохнуть!
Кожин, за многие годы службы привыкший к такому отношению оперов, как и к фамильярному отношению, безапелляционно заявил:
— Собирайся, поехали, там голова на заборе висит.
Родин почесал грудь и непонимающим взглядом посмотрел на Кожина.
— Иваныч, ты что перепил вчера, какая голова?
Кожин шагнул в коридор, достал из внутреннего кармана пиджака бутылку пива, открыл её об угол стоящего в коридоре аквариума, протянул Родину и невозмутимо ответил:
— Обыкновенная, человеческая, отрезанная.
Родин приложился к бутылке, вместе с влитым пивом пришло прояснение сознания, которое с сожалением констатировало, что преступление неординарное и отвертеться не удастся. Родин проводил раннего гостя в крохотную кухоньку однокомнатной хрущёвки и попросил:
— Иваныч, сделай кофе, я пока душ приму.
Ванная, по размерам ещё меньше чем кухня, совмещала собственно саму ванну и унитаз. Родин протиснулся между ними и открыл душ. Прохладная струя воды принесла облегчение.
— Говорил же Родьке — четвёртая лишней будет! — пробубнил он, ловя струи воды.
Растершись докрасна махровым полотенцем, Родин вышел из ванной, достал из шкафа аптечку, выломал из пачки четыре таблетки аспирина, запил их остатками пива и прошёл на кухню, где уже соблазнительно пахло кофе. Отхлёбывая из кружки, Родин посмотрел на Кожина:
— Шеф, пока кофе пьём, введи в курс дела.
— Да я сам не больше твоего знаю: позвонил дежурный, сказал, что на заборе 10-й школы висит человеческая голова, жилец из дома напротив гулял утром с собакой и обнаружил.
— Так, может, это манекен, что он там спросонья понять-то мог?
— Он врач, Серёга, поэтому ошибка исключена, он даже рассказал, что голова отрезана профессионально, между позвонков…
— Иваныч, ты помнишь что-нибудь похожее?
— Ну, была у нас расчленёнка раза три, а такого не помню.
— Я, помню, где-то читал, что индейцы вешали отрезанную голову напротив дома врага для устрашения или назидания. Может, какой-то псих книжек начитался?
— Чего там думать, сейчас поедем и посмотрим.
Перед домом стояла свеженькая «Нива» Кожина. Как-то, примерно год назад, её угнали, тогда Родин, который руководил группой по борьбе с преступным автобизнесом, перевернул весь город, но вернул начальнику железного коня. С тех пор он был на особом привилегированном положении. Ему часто прощали его дружбу с Бахусом, его загулы. С другой стороны, Родин, возвращаясь с орбиты, как он сам любил это называть, мог за неделю раскрыть преступлений столько, сколько весь отдел не раскрывал за месяц. Но более притягательным было то, что два свободных кабинета в отделе всегда были доверху забиты изъятыми запчастями, и все, включая Кожина и начальника угла Саенко, время от времени подкармливались кто трамблером, кто аккумулятором.
Когда подъехали на место происшествия, там уже были все, включая судмедэкспертов.
Закин, которого по имени никто не знал — так долго он работал в СМЭ — вынес свой вердикт:
— Голова отрезана от трупа, время смерти между 3 и 4 часами ночи, — и как бы между прочим добавил: — Думаю, нападавший либо мясник, либо охотник, очень уж умело отделил голову от туловища. Да, на голове отсутствует правое ухо, зачем оно ему понадобилось, думайте сами.
На заборе между пролётами действительно висела человеческая голова, лицом обращённая к дому 17 по улице Дружбы уродов, как шутейно любил называть улицу Дружбы Народов Веселов Серёга, оправдывая свою фамилию, — остряк и весельчак.
Веселов стоял рядом с головой, в одной руке держа булочку, в другой — бутылку молока. Работа в убойном отделе лишила его брезгливости, он пытался в уме набросать очередной рассказ.
— Пасмурное утро явило городу отрезанную голову Коли Рябы, — цитировал он.
