Уважаемые члены Шведской академии! Дамы и господа!
Присуждение мне Нобелевской премии по литературе — большая честь, и если бы я пожелал выразить все переполняющие меня чувства, то, возможно, показался бы неискренним и многословным, а потому я ограничусь простым «спасибо».
Мне хотелось бы здесь рассмотреть некоторые тенденции современной американской литературы, некоторые угрожающие ей опасности и отрадные перспективы. Чтобы обсудить эти вопросы с абсолютной, ничем не сдерживаемой откровенностью, я, возможно, буду несколько прямолинеен, но говорить с вами иначе как с полной откровенностью, на мой взгляд, значило бы оскорбить вас. Мне придется несколько непочтительно отозваться об известных институтах и общественных деятелях моей горячо любимой страны.
Прошу верить, однако, что при этом мной никоим образом не руководят злопыхательские мотивы. Судьба обходилась со мной довольно милостиво. Я не знал тяжкой борьбы за существование, не слишком бедствовал, встречал много добрых людей. Время от времени я сам или мои книги подвергались довольно ожесточенным нападкам: например, один благонамеренный калифорнийский пастор, прочитав «Элмера Гентри», пожелал собрать толпу и учинить надо мной суд Линча, а другой божий человек из штата Мэн любопытствовал, нет ли какого достойного и законного способа засадить меня в тюрьму. Было и другое, похуже всех этих яростных проклятий: некоторые журналисты из числа моих старых знакомых, с которыми мы встречались в клубе, стали писать обо мне, что они, мол, знали меня лично, и человек-то я подлый и писатель никакой. Но если иной раз в меня и швыряли увесистым камнем, то я и сам бросил немало камешков, и было бы странно с моей стороны думать, что я не получу в ответ добрую порцию.
Нет, мне лично не на что жаловаться, а вот что касается американской литературы в целом, ее положения в стране, где процветают промышленность, капитал и наука, где из всех видов искусства лишь архитектура и кино считаются необходимыми и заслуживающими уважения, тут, повторяю, есть веские причины для недовольства.
В качестве иллюстрации могу привести инцидент, который касается Шведской академии и меня и произошел несколько дней тому назад, перед моим отплытием из Нью-Йорка в Швецию. Есть в Америке один ученый и очень добродушный старый джентльмен, некогда бывший пастором, профессором университета и дипломатом. Он член Американской академии искусств и литературы, и многие университеты удостоили его почетных степеней. Как писатель он известен главным образом своими милыми статейками о приятностях рыбной ловли. Не думаю, чтобы настоящие рыбаки, чье существование зависит от хода трески или сельди, считали рыбную ловлю развлечением, но из упомянутых статей я еще юнцом узнал, что в ужении рыбы, если вы занимаетесь ею не по необходимости, есть нечто очень важное и возвышенное.
Сей ученый муж публично заявил, что, присудив Нобелевскую премию человеку, который издевается над американскими установлениями, комитет по Нобелевским премиям и Шведская академия нанесли Америке оскорбление. Не знаю, собирается ли он как бывший дипломат создать из этого обстоятельства международный инцидент и потребует ли, чтобы американское правительство послало в Стокгольм отряд морской пехоты для защиты прав американской литературы. Надеюсь, что нет.
Можно было бы предположить, что столь образованный человек, удостоенный степеней доктора богословия, доктора литературы и уж не знаю скольких еще великолепных званий, иначе отнесется к этому вопросу. Можно было бы предположить, что он рассудит таким образом: «Хотя лично мне книги этого писателя не нравятся, тем не менее Шведская академия, присудив ему премию, оказала Америке честь, показав тем самым, что считает американцев уже не ребячливым захолустным племенем, настолько отсталым, что оно все еще боится критики, но возмужалой нацией, способной спокойно и серьезно отнестись к любому анализу страны, сколь бы язвителен он ни был».
Ученый с мировым именем мог бы дать понять, что Скандинавию, привыкшую к произведениям Стриндберга,[1] Ибсена и Понтоппидана,[2] едва ли шокирует писатель, самое анархистское утверждение которого заключается в том, что Америка при всем ее богатстве и мощи еще не создала цивилизации достаточно высокой, чтобы удовлетворить самые насущные потребности человечества.
Не думаю, чтобы Стриндберг часто распевал «Звездное знамя» или выступал с речами в ротарианских клубах, однако Швеция как будто смирилась с этим.
Я уделил столько времени критическим замечаниям нашего ученого рыболова не потому, что они сами по себе так уж важны, но потому, что они весьма показательны. Большинство американцев — не только читатели, но даже писатели — все еще боятся литературы, которая не прославляет все американское: как наши достоинства, так и недостатки. Чтобы быть у нас по-настоящему любимым писателем, а не просто автором бестселлеров, надо утверждать, что все американцы — высокие, красивые, богатые, честные люди и великолепные игроки в гольф; что жители всех наших городов только тем и занимаются, что делают добро друг другу; что хотя американские девушки и сумасбродны, из них всегда получаются идеальные жены и матери; и что географически Америка состоит из Нью-Йорка, целиком населенного миллионерами, из Запада, который нерушимо хранит бурный, героический дух 1870-х годов, и Юга, где все живут на плантациях, вечно озаренных лунным сиянием и овеянных ароматом магнолий.
