Николай Макарович Олейников
- Карась - Любовь - Неблагодарный пайщик - Неуловимы, глухи, неприметны... - О нулях - Перемена фамилии - Супруге начальника - Таракан - Чарльз Дарвин
ТАРАКАН Таракан сидит в стакане, Ножку рыжую сосет. Он попался. Он в капкане. И теперь он казни ждет.
Он печальными глазами На диван бросает взгляд, Где с ножами, с топорами Вивисекторы сидят.
У стола лекпом хлопочет, Инструменты протирая, И под нос себе бормочет Песню "Тройка удалая".
Трудно думать обезьяне, Мыслей нет - она поет. Таракан сидит в стакане, Ножку рыжую сосет.
Таракан к стеклу прижался И глядит едва дыша... Он бы смерти не боялся, Если б знал, что есть душа.
Но наука доказала, Что душа не существует, Что печенка, кости, сало Вот что душу образует.
Есть всего лишь сочлененья, А потом соединенья.
Против выводов науки Невозможно устоять. Таракан, сжимая руки, Приготовился страдать.
Вот палач к нему подходит, И, ощупав ему грудь, Он под ребрами находит То, что следует проткнуть.
И проткнувши, набок валит Таракана, как свинью. Громко ржет и зубы скалит, Уподобленный коню.
И тогда к нему толпою Вивисекторы спешат. Кто щипцами, кто рукою Таракана потрошат.
Сто четыре инструмента Рвут на части пациента. От увечий и от ран Помирает таракан.
Он внезапно холодеет, Его веки не дрожат... Тут опомнились злодеи И попятились назад.
Все в прошедшем - боль, невзгоды. Нету больше ничего. И подпочвенные воды Вытекают из него.
Там, в щели большого шкапа, Всеми кинутый, один, Сын лепечет: "Папа, папа!" Бедный сын!
Но отец его не слышит, Потому что он не дышит.
И стоит над ним лохматый Вивисектор удалой, Безобразный, волосатый, Со щипцами и пилой.
Ты, подлец, носящий брюки, Знай, что мертвый таракан Это мученик науки, А не просто таракан.
Сторож грубою рукою Из окна его швырнет, И во двор вниз головою Н
аш голубчик упадет.
На затоптанной дорожке Возле самого крыльца Будет он, задравши ножки, Ждать печального конца.
Его косточки сухие Будет дождик поливать Его глазки голубые Будет курица клевать. Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
ПЕРЕМЕНА ФАМИЛИИ Пойду я в контору "Известий", Внесу восемнадцать рублей И там навсегда распрощаюсь С фамилией прежней моей.
Козловым я был Александром, А больше им быть не хочу. Зовите Орловым Никандром, За это я деньги плачу.
Быть может, с фамилией новой Судьба моя станет иной, И жизнь потечет по-иному, Когда я вернуся домой.
Собака при виде меня не залает, А только замашет хвостом, И в жакте меня обласкает Сердитый подлец управдом... . . . . . . . . . . . . . .
Свершилось! Уже не Козлов я! Меня называть Александром нельзя. Меня поздравляют, желают здоровья Родные мои и друзья.
Но что это значит? Откуда На мне этот синий пиджак? Зачем на подносе чужая посуда? В бутылке зачем вместо водки коньяк?
Я в зеркало глянул стенное, И в нем отразилось чужое лицо. Я видел лицо негодяя, Волос напомаженный ряд, Печальные тусклые очи, Холодный уверенный взгляд.
Тогда я ощупал себя, свои руки, Я зубы свои сосчитал, Потрогал суконные брюки И сам я себя не узнал.
Я крикнуть хотел - и не крикнул. Заплакать хотел - и не смог. "Привыкну,- сказал я,- привыкну!" Однако привыкнуть не мог.
Меня окружали привычные вещи, И все их значения были зловещи. Тоска мое сердце сжимала, И мне же моя же нога угрожала.
Я шутки шутил! Оказалось, Нельзя было этим шутить. Сознанье мое разрывалось, И мне не хотелося жить.
Я черного яду купил в магазине, В карман положил пузырек. Я вышел оттуда шатаясь. Ко лбу прижимая платок.
С последним коротким сигналом Пробьет мой двенадцатый час. Орлова не стало. Козлова не стало. Друзья, помолитесь за нас! Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
ЛЮБОВЬ Пищит диванчик. Я с вами тут. У нас романчик И вам капут.
Вы так боялись Любить меня, Сопротивлялись В теченье дня.
Я ваши губки Поцеловал, Я ваши юбки Пересчитал.
Их оказалось Всего одна. Тут завязалась Меж нами страсть!
Но стало скучно Мне через час: Собственноручно Прикрыл я вас.
Мне надоело Вас обнимать,Я начал смело Отодвигать.
Вы отвернулись, Я замолчал, Вы встрепенулись, Я засыпал.
Потом под утро Смотрел на вас: Пропала пудра, Закрылся глаз.
Вздохнул я страстно И вас обнял, И вновь ужасно Диван дрожал.
Но это было Уж не любовь! Во мне бродила Лишь просто кровь.
Ушел походкой В сияньи дня, Смотрели кротко Вы на меня.
Вчера так крепко Я вас любил, Порвалась цепка,Я вас забыл.
Любовь такая Не для меня. Она святая Должна быть, да! 1927 Н.Олейников. Я муху безумно любил. Избранные стихотворения. Москва: Прометей, 1990.
* * * Неуловимы, глухи, неприметны Слова, плывущие во мне,Проходят стороной - печальны, бледные,Не наяву, а будто бы во сне. Простой предмет - перо, чернильница,Сверкая, свет прольют иной. И день шипит, как мыло в мыльнице, пленяя тусклой суетой. Чужой рукой моя рука водила: Я слышал то, о чем писать хотел, Что издавало звук шипенья мыла,Цветок засохший чистотел. 1937 Николай Олейников. Пучина страстей. Ленинград: Советский писатель, 1991.
О НУЛЯХ Приятен вид тетради клетчатой: В ней нуль могучий помещен, А рядом нолик искалеченный Стоит, как маленький лимон.