Игорь ФЕДОРОВ
СТАРИК
(апрель, 2200)
Он открыл глаза. Пыль неподвижно висела в красных лучах восхода. Прислушался. Из детской ничего не было слышно. Значит Артемка где-то гуляет. Надо вставать. Медленно развернул одеяло, тот кокон, конверт, в который запаковывался на ночь - мерз, несмотря на постоянную нужную температуру в комнате. Подогнул ноги. Оперся рукой на подушку и рывком сел на краю кровати. В глазах потемнело. Он положил локти на колени, опустил голову, с сожалением глядя на свое желтое тело, дряблые мышцы. Голова мелко тряслась, руки на коленях - тоже. Опять давление с утра... Надо бы еще одеться... Но это потом. Сначала музыку.
Без музыки он, наверное, долго бы не выдержал. В годы его молодости ей уделяли гораздо больше внимания, чем теперь.
Она была и досугом, и идеологией, и символом клана единомышленников, и поводом для гонений. Ее слушали, сочиняли, записывали, переписывали, давали послушать, исполняли так истово, так самозабвенно, но это впитывалось в тебя на всю жизнь. Вот и сейчас он не мог без нее. Нынешние молодые этого не понимают. У них все совсем другое. Другие интересы, дела, заботы, цели. Старик готов был признать, что более осмысленные, благородные, но понять их он не мог.
Старик подошел к музыкальному центру, опираясь рукой на спинку кровати и шаркая тапками, выбрал пластинку и нажал кнопку. "Пинк Флойд". "Вам бы там побывать". Это лучше всего подходило к сегодняшнему утру. И к вчерашнему. Игла тонарма опустилась на черный диск и тишину начал медленно подавлять тягучий стон органа. И этот тонарм, и диск, да и весь музыкальный центр были подделкой, искусной копией настоящих. Старик знал, что вся музыка давно хранилась в центральном информатории, и его комната просто к нему подключена. А видимость музыкального центра устройству вызова придал его сын. Он знал, что старик так привык, что ему будет приятно. Старику, конечно, было приятно, но было и неудобно - беспокоить сына, отвлекать его своими стариковскими прихотями. Поэтому он со смущением принимал подобные подарки, видя в них, кроме всего, своеобразные извинения за недостаток внимания.
Слушая музыку, он одевался, время от времени отдыхая. Потом привел себя в порядок, сел завтракать. Есть не хотелось, но надо было. Он понимал, что надо. Иначе он совсем ослабеет, будет доставлять окружающим еже больше хлопот. Прихлебывая теплый чай и неприятно - он знал это чавкая картофельным пюре, он бессмысленно смотрел в окно.
Стать бы сейчас опять молодым, прокатиться лихо вот на этих вертолетах, гравикарах, вот с этими смеющимися девушками, так же широко улыбаясь. Скинуть с себя груз этого старого тела, бесполезного опыта, усталости лет. Старик горько усмехнулся. Кажется, ему знакомы все эти рассуждения. Где-то он это уже слышал или читал раньше, но не понял и не поверил. Не до того было. А сейчас вот и он к этому пришел... Потерять, нисколько не жалея, годы и годы жизни, чтобы зажить снова, заниматься важными и нужными кому-то делами, что-то строить, о чем-то спорить, с чем-то бороться. А потом собраться с друзьями в эээ... где они сейчас собираются? Ну хоть бы здесь, дома, подключиться к центральному информаторию, выпить... А что-они сейчас пьют?
Впрочем, что построить? О чем спорить? За что бороться? Все давно построено. Все доказано, по крайней мере - себе. И все, за что стоило бороться, давно достигнуто. Зачем? Зачем опять? Мало ли, что ли, было? И девушек, и музыки, и споров... Чтобы потом опять сидеть вот так за столом, чавкать пюре и бессмысленно таращиться в окно, разинув немощный рот? Нет уж, все хорошо в свое время. Да и нечего даром душу травить. "Вам бы там побывать"... Самое интересное в том, что когда ты "туда" доберешься, тебе "туда" уже не надо. Если бы был какой-то способ попадать сразу в мир своей старости, на все готовенькое, со своим будущим опытом, со своими заработанными в будущем благами, а потом всю жизнь отрабатывать это, умерев ни с чем, как рождаются, пусть даже в полной нищете. Старику ведь так немного надо из того, что он наконец заслужил. Нет, все же жизнь несправедлива. Вот я попал "туда". И что же мне теперь тут делать?
Завтрак он окончил одновременно с последними аккордами музыки. Теперь надо было придумать, как занять себя на остальной день. Правда, скоро будет обед, а потом ужин. А в остальное время?
Он встал и, придерживаясь рукой за стену, вышел из комнаты. В коридоре была совсем другая жизнь. Сверкают стены из какого-то нового материала, совсем не вредного, вредный они теперь не применяют. Потолок светиться голубизной неба, по полу снуют роботы. Старик постоял немного, привыкая к этому суматошному ритму, пытаясь включиться в него. Ему казалось, что вот сейчас, неизбежно, какой-то робот врежется в него, собьет с ног. Сын не раз объяснял ему, что такое невозможно, он верил ему, все понимал, но все же, вдруг... Нет, в коридоре было неуютно. Не торопясь, иногда останавливаясь, вздрагивая при каждом приближении робота и щурясь от яркого света, он пошел на кухню. Но уже на полпути передумал. Там вообще было ему не место, царство техники и резких запахов, несъедобных блюд и вечного шума.
