«Каждый волшебник должен иметь в виду: магия — вещь непостоянная. Она все время меняется, и чуткий маг обязан уметь меняться вместе с ней. Магия не есть нечто незыблемое. Она непрерывно развивается и не поддается систематизации и учету. Нельзя считать заклинание вполне удавшимся до тех пор, пока своими глазами не увидишь результата. Также необходимо помнить, что на любое заклинание найдется контрзаклинание и что в мире, где действуют законы волшебства, все возможно. Волшебнику порою требуется целая жизнь, чтобы осознать, что заклинания, соединяясь с другими заклинаниями, вырастают в мощную силу, неизмеримо большую, чем нужна для его скромных целей; что его собственное волшебство сплетается с магией волшебников прошлого, настоящего и будущего, образуя постоянно меняющийся узор, простирающийся далеко за пределы видимого простым смертным и порою совершенно непостижимый даже для магов. Понять это невозможно, это можно только принять.
Вот что такое магия, если говорить вкратце. Это мое последнее слово… Пока последнее».
Из книги «Заклинания, которые ненавидят волшебников, и волшебники, которые их любят» (Третье издание).
Эбенезум, величайший волшебник Западных Королевств
— Вунтвор!
Я поднял голову. Кто-то звал меня по имени, и возможно, уже давно.
— Вунтвор! — повторил женский голос. Это был голос моей возлюбленной, волшебницы Нори. — Может, поговорим?
Я пожал плечами. Мне было все равно. Мне теперь ни до чего не было дела. Пропал мой учитель, Эбенезум, величайший волшебник Западных Королевств. Его похитила Смерть. Хуже того: она забрала его, потому что не смогла заполучить меня. Именно за мною она охотилась. И все из-за какой-то ерунды: якобы я — Вечный Ученик, постоянно возрождающийся в новом, не менее ученическом, чем прежние, теле; вечно суетящийся, всегда помогающий героям всех времен и народов и, следовательно, неизменно ускользающий из объятий Смерти. По этой самой причине — из-за моей недоступности — Смерть так жаждала завладеть моей душой. Ради этого она была готова на все.
Нори присела рядом и заглянула мне в глаза. Она взяла меня за подбородок своими прохладными пальцами:
— Ты что, до скончания века собираешься вот так сидеть?
Я медлил с ответом. Она убрала руку. Я вздрогнул, посмотрел на траву под ногами, потом снова поднял глаза на встревоженное лицо Нори, пожал плечами и вздохнул. Смерть унесла моего учителя. Какое теперь имеет значение, что я делаю и где сижу!
Нори тихо присвистнула:
— Кажется, Эли была права.
— Эли? — пробормотал я. — Значит, здесь была Эли?
Нори кивнула, скорее себе самой, чем мне:
— Я не поверила, когда она сказала, что обняла тебя, потерлась щекой о твою щеку и обещала сделать все, что ты пожелаешь, лишь бы вывести тебя из этого состояния, а ты и ухом не повел… Тогда я не поверила ей, но теперь верю.
Эли все это проделала? Не помнил я никаких объятий и обещаний. А ведь белокурая красавица Эли была из тех, чье объятие должно было запомниться. Она еще и щекой о мою щеку потерлась? И обещала сделать все, что я пожелаю?
Все? Да нет, ВСЕ мне в любом случае не нужно, потому что я принадлежу моей возлюбленной Нори. Но… неужели ВСЕ? Как же это я ничего не помню?
Нори нахмурилась:
— Должен же быть какой-нибудь способ привести тебя в чувство!
Я тоже помрачнел. Оставалось только надеяться, что такой способ есть. Но, судя по тому, что мне только что рассказала Нори, депрессия оказалась серьезнее, чем я думал. Я старательно морщил лоб, пытаясь вспомнить объятие Эли, но не мог. Неужели ВСЕ?
Нори обхватила меня руками и крепко обняла.
— Кажется, тут нужны решительные меры, — прошептала волшебница, и легкая улыбка тронула уголки ее губ. Она подалась вперед и прильнула ко мне.
Что она делает? И это сейчас, когда учитель пропал… У меня нет времени на подобные глупости. Ее губы были так близко к моим! Я хотел было отвернуться, но почему-то не сделал этого. Наши губы слились в поцелуе. Он получился долгим. Внутри у меня как будто что-то загорелось, и пока мы целовались, тепло разлилось по всему телу, от макушки до кончиков пальцев на ногах. И горячее всего было моим губам, к которым прижимались мягкие губы Нори, самые чудные губы, которые кому-либо когда-либо доводилось целовать.
Поцелуй наконец закончился. Открыв глаза и отдышавшись, я подумал: «Как знать, может, я и не безнадежен!»
— Ну а теперь, — сказала моя возлюбленная, — поговорим?
Я кивнул, потому что пока еще не мог говорить.
— Эбенезума нет, — подытожила Нори. — Его забрала Смерть. Но на самом деле Смерти нужен ты.
Я снова кивнул. Нори меня просто восхищала. И как ей удалось сохранить ясную голову после такого поцелуя?
— И Смерть с радостью обменяла бы душу Эбенезума на твою?
— Боюсь, что так, — вздохнул я. — Если, конечно, вообще можно доверять Смерти. Она слишком любит играть в разные жестокие игры. Как бы вместо того, чтобы отпустить Эбенезума, заполучив меня, она не заграбастала нас обоих.
— Люди! — сказал довольно противный голос сзади. — Вы что, ничего не знаете?
Я обернулся и увидел правдивого демона Снаркса, как всегда закутанного во что-то серое, весьма напоминающее монашеское одеяние. Несмотря на свою нейтральную окраску, одежда никак не сочеталась с ярко-зеленым цветом лица демона. Я бросил на самодовольно усмехавшегося Снаркса гневный взгляд и спросил:
