В жизни современного человека основное событие — смерть. Это раньше люди жили так, что ад трещал и небесам жарко становилось. Уж праведник, так праведник, а грешник — так грешник. Хотя и всякой шелупени довольно было. А сейчас — одна шелупень, глаза бы на неё не смотрели.
Клиент помирал чётко и бесповоротно. Сам он этого ещё не знал, полагая, что раз уколы и капельницы не приносят облегчения, значит, надо лечиться коньячком. И самое неприятное, что коньячок у него был.
Как обычно случается перед смертью к клиенту в последнюю минуту вернулись сознание и даже возможность действовать. В том смысле действовать, что клиент мог добыть из загашника плоскую бутылочку коньяка, хлебнуть из горлышка, поперхнуться, матернувшись на прощание, и благополучно отдать концы. А мог перекреститься дрожащей рукой, неумело произнести покаянную молитву и столь же благополучно распрощаться с жизнью.
Казалось бы, раз конец одинаков, какая разница, чем человек займётся в последнюю минуту, однако именно от этих действий зависела дальнейшая судьба сгустка психической энергии, который назывался душой нашего клиента. Неудивительно, что едва клиент открыл глаза и попытался сообразить, где он, и что с ним происходит, я поспешил на его неосознанный зов.
Надо ли говорить, что мой оппонент уже находился у смертного одра и вовсю внушал умирающему свои тухлые идейки…
Обычно мы не разговариваем друг с другом и, вообще стараемся не замечать противника. Тем более не положено нам переходить от слов к физическому воздействию, да и как это осуществить, если мы оба бесплотны?
К тому же так или иначе мы делаем общее дело, олицетворяя для человека свободу выбора. Во всякую минуту первый из нас предлагает клиенту один путь, а второй соблазняет прямо противоположным. Кстати, это вовсе не значит, что путь, предложенный ангелом-хранителем, ведёт прямиком к спасению, а дорога, указанная искусителем, тянется в ад. На самом деле всюду полно как соблазнов, так и возможностей заниматься делами, что считаются добрыми. Куда свернуть с прямого жизненного пути, всегда найдётся.
Опять же, следует учитывать не только дела, но и мысли.
А мысли делятся на душепагубные и душеспасительные. Но куда чаще они, к нашему общему сожалению, оказываются душетленными, поэтому после смерти бывает непросто разобраться, куда определить истлевшие остатки бессмертной души. Но пока клиент дышит, каждый из нас надеется, что дело повернётся в его пользу.
Говорят, мы с моим оппонентом сидим у клиента на плечах, нашёптывая в ухо советы. Как же, много наработаешь, сидючи на плече и свесив ножки! Вертеться приходится, как s; заводному. Мой противник уже старался, что есть сил, бормоча свои речи в волосатое ухо. Клиент ворочался и явно готовился сесть, следуя дурному совету.
— Каков грешничек? — приветствовал меня вражина, довольный, что успел к телу прежде меня. — Помирать пора, о душе думать, а он — о винище!
— Какой же он грешник? — примирительно произнёс я, зашептавши своё. — Пьянство — грех простительный. Равноапостольный сказал: «Веселие Руси — пити». А о вине сказано: «Его же и монаси приемлют». Главное, с молитвой и здоровья для.
— Дождёшься от него молитвы, как же!.. С ветерком да матерком, это он может. Грешник, как есть нераскаянный.
— Крещёный, — напомнил я, — значит, спасённый.
— Как мода на крещение пришла, так и он крестился.
А веры-то в душе нет, одни суеверия.
— Скажешь тоже, суеверия! Плевать при виде чёрной кошки, это не суеверие, а народная традиция. Культурный контекст, можно сказать. Он и комсомольцем от чёрных кошек шарахался.
— Правильно напомнил. Он же комсомолец, нехристь богохульная! Такому, что по делам, что по вере, в аду самое место.
— Крестился — раскаялся, — быстро произнёс я, стараясь внушить полупомрачённому сознанию клиента хоть что-то божественное. Трудное это дело… ни одной молитвы мой христианин не знает, лоб крестить не приучен, стыдно это: креститься, изображая глупую старушонку-богомоленку.
А ежели таких движений в рефлекс не заложено, то и в агонии их от клиента не добьёшься. Покаяние, чёрт бы его побрал, должно быть осознанным.
А уж противник мой старался вовсю. Ему— то инстинкты умирающего на руку играли.
Представляю, что он там шептал, к чему склонял. Потом он на секунду повернулся ко мне и коротко бросил очередной аргумент:
— Развратник! Он и сейчас о бабах думает.
— Хотеть не вредно.
— Сказано, кто смотрит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействовал с ней в сердце своём.
— Так он и не смотрит, он в стену уставился.
Эк я его срезал! Не боись, милок, спасённая душа, выручу тебя, в рай отправлю, хотя, по совести, тебя бы в аду закрутить в автоклав вместе с такими же, как и ты, да варить до скончания вечности. В преисподней места для тебе подобных много заготовлено. Однако, взялся спасать заблудшую душу, — спасай не раздумывая.
А оппонент мой, вражина, свою линию гнёт:
— В юности-то он что вытворял, а? Поди, не в стену глядел, а совсем в другие места.
— А чего такого он вытворял? Дело молодое, на то и здоровье парню даётся, чтобы девок портить. Не насильничал же… Ты припомни, что Владимир святой равноапостольный в юности отчебучивал. И ничего, в раю пребывает. Так этому сам бог велел.
