Пьеса
Перевод с французского Нины Кулиш.
Действующие лица
Жан-Поль Готье-Монвель — председатель жюри премии Бенжамена Констана, постоянный автор издательства "Вожла".
Александр Шариу — генеральный секретарь жюри премии Бенжамена Констана, постоянный автор издательства "Гранадос".
Клодина Ле Галлек — член жюри премии Бенжамена Констана, постоянный автор издательства "Пресс дю Шеналь".
Микаэль Фоссер — член жюри премии Бенжамена Констана, публикуется в разных издательствах...
Отдельный кабинет на втором этаже парижского ресторана. Два окна выходят на улицу; пасмурное, дождливое осеннее утро. Горят две люстры. На стенах висят картины. Сбоку дверь. По одну сторону двери — книжный шкаф, по другую — шкаф для одежды. На сервировочных столиках — батареи бутылок с различными напитками, несколько ведерок со льдом, вазочки с закусками к аперитиву и т. п. В углу — большой телевизор. На мольберте стоит грифельная доска. В центре — овальный стол, кресло и стулья.
Готье-Монвель входит, почти согнувшись пополам. Видно, что каждый шаг стоит ему громадных усилий. Следом за ним входит Шариу. Готье-Монвель с шумным вздохом падает в кресло.
Готье-Монвель. Как всегда, мы первые!
Шариу(взглянув на часы). Ну, еще бы! Жди от них пунктуальности!
Готье-Монвель. И так каждый год! Впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Могли бы вообще не приходить!
Шариу. Если они вообще не придут, у нас будут большие проблемы! (Достает из пoртфeля неcкoлькo книг и клaдет иx на cтoл.)
Готье-Монвель. Не такие уж большие... В этот раз голосование – простая формальность. Мы ведь уже пришли к единому мнению...
Шариу. Такое утверждение несколько преждевременно...
Готье-Монвель. Да ничуть! Мне даже жалко: по натуре я боец и с наслаждением ввязался бы в драку! (Берет одну из книг и торжествующе потрясает ею.) "Трудные роды" – вне конкуренции. Что за книжка! Что за книжка! Такой уровень... (Взмахивает рукой и издает звук, похожий на шум взлетающего самолета.)
Шариу (встает и открывает бутылку шампанского). Если ты так на это смотришь, можно и не голосовать!
Готье-Монвель (скорбно). Понимаешь, остальные романы, которые мы включили в шорт-лист, на самом деле никуда не годятся. (Пауза.) А сколько всего книг выдвинуто?
Шариу. Двести десять. Нет, двести одиннадцать.
Готье-Монвель. Это рекордное количество, верно?
Шариу. Для нашего жюри — да.
Готье-Монвель. Издатели взбесились!
Шариу подходит к нему с двумя бокалами.
Шариу. За твое здоровье, дорогой председатель! (Садится.)
Готье-Монвель. За твое здоровье, дорогой генеральный секретарь! (Снова берет в руки "Трудные роды".) Нет, но какая книжка! И какой стиль!
Шариу. Извини, пожалуйста, но тут я не могу целиком и полностью с тобой согласиться. На мой взгляд, стиль Рекуврера нельзя назвать его сильной стороной. Сплошные клише, масса повторов, нанизывание эпитетов, нагромождение наречий: в общем, это не Шатобриан!
Говоря это, достает из кейса несколько листков бумаги. Затем встает, подходит к мольберту и кладет возле доски кусок мела и тряпку.
Готье-Монвель. Но ведь это ты настоял, чтобы "Трудные роды" возглавили шорт-лист?
Шариу. Да, для контраста! (Садится.)
Готье-Монвель (пожимая плечами). А я вот уверен, что читатели будут без ума от "Трудных родов"!
Шариу (повернув книгу). Сто двадцать франков ВВН?
Готье-Монвель. Что?
Шариу. "Трудные роды" стоят сто двадцать франков, включая все налоги? (Протягивает книгу Готье-Монвелю.)
Готье-Монвель. Триста двадцать страниц, сто двадцать франков — это нормально.
Шариу. Гораздо выгоднее получить Констановскую премию за книгу, которая стоит сто двадцать франков, чем за ту, что стоит восемьдесят!
Готье-Монвель. Лично я никогда не принимаю в расчет подобных соображений.
Шариу. Я тоже. Но прикинь: авторский гонорар составляет пятнадцать процентов с экземпляра. А пятнадцать процентов от ста двадцати франков — это получше, чем пятнадцать процентов от восьмидесяти! Пятнадцать процентов от ста двадцати, это будет... восемнадцать франков, а если эти восемнадцать франков умножить на триста тысяч — обычный тираж книги, получившей Констановскую премию — будет пять миллионов четыреста тысяч. Этих денег Рекувреру хватит на новую машину. (Пауза.) А ведь будут еще гонорары за улучшенное издание и за издание карманного формата, отчисления с продажи прав в другие страны, за права на кино- и телеверсию... В общей сложности, больше семи миллионов.
Готье-Монвель. А издатель — примерно вдвое больше.
Шариу. Можешь смело округлить до двадцати!
Готье-Монвель. Мы помогаем им наживать состояния, а сами не имеем с этого ни гроша.
Шариу. Ни гроша!
Готье-Монвель. И при этом именно нас обвиняют в нечистоплотности... а проще говоря, в продажности!
Шариу. Должны же озлобленные неудачники как-то выпускать пар, вот они и кричат, что в жюри литературных премий сидят коррупционеры. Но мы не одиноки: у министров и у руководителей крупных фирм репутация ничуть не лучше.
Готье-Монвель. Что касается меня, то я до сих пор жду своего первого чека!
Шариу. Дорогой мой председатель, я все же не думаю, что с тобой расплатятся чеком!
Готье-Монвель
