Глава 1 Когда под стол да в полный рост…
Верно говаривали в старину: мысли — это осы. Хочешь слыть умным, научись их ловить. Не получается руками, обзаведись сачком. Конечно, иные из них пребольно кусаются, но это естественная плата за статус. Как бы то ни было, но то, что древние подразумевали под сачком, у Дмитрия, безусловно, присутствовало. Его мысли были легки и злы, а уж покусывать своих собеседников он умел мастерски.
— Читал, читал твои статеечки! Вон, ты, значит, какой стал! В большие писатели рвешься?
— Вовсе даже не рвусь.
— Рвешься, рвешься, карьерист хренов! — Димка Павловский гибко перегнулся через стол, плеснул мне в рюмку маслянистого коньяка, придвинул блюдечко с орешками. — Все мы куда-нибудь рвемся. Кто не рвач, тот — туник или наркоман.
— И что с того?
— Ничего. Только прости за откровенность, пишешь ты емко, но беззубо.
— Это еще почему?
— Да потому, друг мой ситный, что я тебя за этот пиар еще и поить должен. Ты вроде как на кустик мой пописал. Думал, наверное, увяну, а я наоборот — еще пышнее расцвел. Люди — они ведь на подобные скандалы как мухи слетаются.
— Да ну?
— А ты как думал! Для того и пригласил тебя перед сеансом. Чтобы, как говориться, выразить глубочайшую признательность.
Я сумрачно пригубил из рюмки, с нарочитой медлительностью обвел помещение цепляющим взором. Следовало признать, кабинет свой Димка обустроил неплохо. Синий бархат на стенах, свечи в бронзовых массивных канделябрах, развешенные тут и там рыцарские перчатки и, конечно же, множественные кинжалы, мечи и шпаги. Все стилизовано под старину, ни грамма чужеродного пластика. Сколько я помнил Димку, он всегда был эстетом. Завивал челку, одевался, как дэнди, на рынках скупал фигурные подсвечники, древние саквояжи, чугунного литья ножницы, деревянные метры и прочий раритетный хлам. Вот и здесь у него пахло явственным феодализмом, но не затхло-заплесневелым, а выдержанным и крепким. Я бы сказал — медово-вкусным.
Шумно втянув носом воздух, я повторно глотнул из рюмки. Очень хотелось, чтобы коньячишко оказался дерьмовым. Тогда можно было бы и эту сцену выдержать в нужной тональности. Встал бы сейчас, брезгливо отодвинул рюмку и процедил бы: ты, мол, Димон, в жизни шулер, и коньяк у тебя шулерский. На том, верно бы, и расстались. Но, увы, коньяк оказался замечательным, и я не заметил, как вылакал всю рюмку до дна. Даже орешками закусывать не стал, очень уж хорошее создалось во рту ощущение. После такого говорить гадости язык не поворачивался. А вот красавец Дмитрий заметно оживился. Вольготно откинувшись в старинных обводов кресле, он по-европейски забросил одну длинную ногу поверх другой, поправил на коленях остро отглаженные брючины, поднес граненую рюмку к самым глазам.
— Ты, Петюня, конечно, умный мужик, но главного в жизни все-таки не просек.
— Вот как? И что, по-твоему, главное?
— А главное, Петр, что жить надо без резких движений. Есть природная эволюция, — и хватит. Не надо больше ни террористов, ни розовых идеалов, ни социальных катаклизмов. Этот мир давным-давно завоеван, а потому незачем трепыхаться. Есть общие правила, вот и подчиняйся. А не согласен, выходи из игры. — Дмитрий, смакуя, сделал глоток. — Только если выходишь, помни: выигрывают те, кто в игре, все прочие довольствуются крохами с общего стола.
— Для доктора оккультных наук — теория странная.
— Ничуть, Петюнь! — Дмитрий покачал головой. — Мир всегда был театром, и пора бы тебе понять: либо ты на сцене, либо на затхлой галерке. Вот и выбирай.
— Ну, а если я хочу быть режиссером?
— Э-э, нет, братец! Это место давным-давно занято.
— Кем же?
— А ты не догадываешься? — Дмитрий покровительственно улыбнулся. Получалось у него это превосходно — совсем как у графа Потемкина в царских покоях. — Но ты не отчаивайся, на свете хватает иных сладких должностей, — например, декораторы, музыканты, оформители. И потом — никто ведь тебе не запрещает быть успешным актером. Так что дерзай, тужься — и наверняка выбьешься в дворянское сословие! Как видишь, выбор достаточно простой.
— Либо пан, либо пропал — так, что ли?
— Ну, почему? Можно зависнуть и где-то между. Песчинка в песочных часах тоже, знаешь ли, не сразу на дно падает. Какое-то время летит и даже воображает, что живет. — Дмитрий отрепетированным движением поправил упавший на лоб витой чуб. Должно быть, уже сейчас готовился к выходу на сцену. — Я понимаю, с цинизмом мириться трудно, но это тоже одно из правил игры.
— Плевать мне на твои правила!
— Ну, во-первых, эти правила не мои, а во-вторых, если ты не готов их принять, значит, ты до сих пор не проснулся. — Дмитрий пожал плечами. — А пора бы уже, между прочим! Как-никак, мы с тобой не мальчики, и этот мир давно не тот, что приветствовал нас в пору юности. Декаданс перешел в высшую форму загнивания, а искусство, увы, обрело своих подлинных технологов.
