Мягкая сила – современный инструментарий власти (предисловие составителя)
Русский язык еще не принял окончательный вариант перевода ставшего знаменитым термина Soft Power: говорят и о мягкой силе, и о мягкой власти. В американской традиции, видимо, имеется в виду более мягкая формулировка: сила может проявляться в разных вариантах, не всегда это приводит к установлению чьей-либо власти.
Как теперь уже достаточно широко известно, термин Soft Power был введен в научный, а затем и информационный оборот специалистом по международным отношениям Дж. Наем[1] в начале 1990-х годов. «Мягкая сила» ставилась в один ряд с военным и экономическим принуждением. В работах Дж. Ная говорилось о наличии направлений воздействия, не всегда имеющих целенаправленный источник. Иногда Soft Power проявляется как бы сама собой, за счет притягательности чего-либо в жизни, например, идеологии страны или даже очарования истории или пейзажа.
В нашей традиции о мягкой силе заговорили примерно через 15 лет после появления первых работ, вводивших понятие «soft power». Вполне обоснованно за ним сразу же увидели и перспективу воздействовать на партнеров, в первую очередь на их сознание, дабы добиться того добровольного сотрудничества, которое предусмотрено в определении «мягкой силы», благо русский язык уже обогащен таким термином-оксюмороном, как «добровольно-принудительно».
Практически сразу авторы, пишущие о мягкой силе, обратили внимание на концепцию «молекулярной агрессии»[2], разработанную итальянским политическим деятелем-коммунистом Антонио Грамши, который отмечал необходимость постепенного разрушения представлений в сознании масс и их замены как части процесса революционного изменения общественного строя. Такая связь вполне соответствовала ориентации на изменение сознания аудитории, что, с одной стороны, заставляло обращаться к таким исследователям сознания, подсознания и стереотипов коллективного бессознательного, как К. Юнг, Ж. Лакан и др. А с другой стороны, такие рассуждения выводили прямо на разработки в области психологических и информационно-психологических операций, имеющих в своей основе изменение представлений, «смыслов» не просто больших масс населения, но и целых наций.
При таком повороте понятия не кажется странным, что отечественные исследователи нашли огромный пласт концептов и явлений, которые можно считать предшественниками нового термина. В первую очередь, речь идет о методах манипуляции сознанием, а также вообще PR и пропаганды. Даже более того, в предшественниках оказываются и информационно-психологические войны, идеологические диверсии и другие не вполне мягкие средства воздействия на контрагента (неудобно употреблять термин «противник», не принятый среди последователей «мягкой силы», но в перечисленных случаях объект воздействия воспринимается приблизительно так). Так русскоязычный писатель, живущий в Словакии, Сергей Хелемендик следующим образом определяет суть Soft Power: «Это не мягкая сила. И тем более не мягкая власть. Это американская технология взятия власти в чужой стране и ее передачи нужным в данный момент людям. Технология переворотов. Технология ненасильственная – и это главное, что отличает Soft Power от революции со штурмом Зимнего дворца»[3].
В свою очередь политики и общественные деятели либерального направления стараются представить «мягкую силу» как набор культурных мероприятий, ведущих к улучшению взаимопонимания и снижения напряженности во всем мире[4].
Соответственно и применение «мягкой силе» было найдено в инструментарии пропаганды или точнее «государственного PR». Поэтому созданные для целей последнего госструктуры, в частности Россотрудничество под руководством К. И. Косачева, и объявлялись основным средством российской «мягкой силы», что не отрицал и сам Косачев[5].
Начиная с 2005 г. этот термин (обычно переводимый как «мягкая сила») фигурирует во многих публицистических и популярных аналитических публикациях. Новый ракурс этой проблематике был задан распространением «турбулентности», возникшей в 2010 г. в Магрибе (Тунис, Египет, Ливия) и захватившей практически весь Ближний Восток, а затем перекинувшийся на Европу (Украина, Босния).
Понятие «мягкой силы» не ускользнуло и от внимания высшего руководства Российской Федерации. В 2009 г. (3 сентября) тогдашний президент России Д. А. Медведев употребил этот термин на совещании, посвященном задачам Россотрудничества. В основном речь шла о культурном и взаимодействии с соотечественниками за рубежом. Этот политик обращается к понятию «мягкой силы» и позднее.
Более подробно об этом говорит в предвыборной статье («Московские новости». 27.02.12) В. В. Путин (на тот момент премьер-министр и кандидат на президентское кресло): «В ходу все чаще и такое понятие, как “мягкая сила” – комплекс инструментов и методов достижения внешнеполитических целей без применения оружия, а за счет информационных и других рычагов воздействия. К сожалению, нередко эти методы используются для взращивания и провоцирования экстремизма, сепаратизма, национализма, манипулирования общественным сознанием, прямого вмешательства во внутреннюю политику суверенных государств». Накануне выборов крупнейшая политическая фигура России дает свое понимание перспективам и возможностям использования «мягкой силы» в политике нашей страны: «Следует четко различать – где свобода слова и нормальная политическая активность, а где задействуются противоправные инструменты “мягкой силы”. Можно только приветствовать цивилизованную работу гуманитарных и благотворительных неправительственных организаций. В том числе выступающих активными критиками действующих властей. Однако активность “псевдо-НПО”, других структур, преследующих при поддержке извне цели дестабилизации обстановки в тех или иных странах, недопустима.