Мы стоим в мексиканском местечке, на берегу реки Браво-дель-Норте, то есть в обыкновенной ранчерии — деревне. Единственные каменные постройки здесь — старая церковь в смешанном романо-мавританском стиле, с широким пестрым куполом, а также дома священника и алькада — судьи. Эти строения с трех сторон окаймляют довольно просторную квадратную деревенскую площадь. С четвертой стороны теснятся лавчонки и домишки убогого люда, сложенные из грубых, необожженных кирпичей, которые здесь называются адабе, некоторые лачуги обмазаны известью, другие пестро размалеваны, как театральные кулисы, но большинство заскорузлые, побуревшие от ветхости. У всех массивные двери, напоминающие тюремные, и незастекленные окна без рам. Решетки служат оградой от воров, но ветру и непогоде доступ в дома открыт.
От площади расходятся узкие пропыленные переулочки. Кирпичные домики по ним разбросаны все реже и реже и, наконец, на окраине селения уступают место более хрупким, но зато и более живописным постройкам: коническим хижинам из срубленных стволов и юкки, ветви которой служат стропилами, а сплетенные листья — кровлей.
В этих домах живут бедные крестьяне — пеоны и потомки коренной расы.
Жители селения предоставляют стадам пастись и жиреть на свободе. Они ведь не фермеры, а если и обрабатывают небольшие клочки земли, то лишь для того, чтобы добыть маис на лепешки, острый перец к ним на приправу и черную фасоль.
Эти продукты и мясо полудиких быков с необъятных пастбищ кормят почти всю Мексику.
Что же касается напитков, то жители центральных плоскогорий предпочитают сок, добываемый из сердцевины агавы, а на менее высоких плато освежаются пальмовым вином.
На расстоянии мили к западу мерцает полоска воды.
Это рукав реки, искрящийся на вечернем солнце. Он образует излучину, и белые стены гасиенды венчают приветливый холм, омываемый Рио-Браво.
Хотя гасиенда — здание одноэтажное, но внушительные размеры и стиль архитектуры указывают на то, что в ней живет гидальго-землевладелец.
Крыша плоская, с резной балюстрадой; однообразие фасада нарушено орнаментальными башенками по углам и большим подъездом; одна из этих башенок повыше: это колоколенка капеллы.
Вся страна вообще кишит религиозными эмблемами.
Блеск зарешеченных окон оживляет постройку.
Но еще больше жизни придает ей яркая зелень: на азотее колышатся легкие кроны привозных пальм.
Я отмечаю это не из педантизма, а потому, что выбор растений для крыши определяет вкусы хозяев.
Только женщина могла так искусно подобрать декоративные растения.
Грудь сжимается предчувствием. Хочется подняться на холм, посетить гасиенду. Я пристально гляжу на белые стены…
Звук военного рожка.
Это сигнал кавалеристам к вечерней чистке коней.
От ослепительной гасиенды я перевожу взгляд на деревенскую площадь.
У каменных строений, так же как и у кирпичных, плоские крыши с черепичным парапетом, на которой можно опереться локтями.
Эта плоская крыша, так называемая азотея, характерна для домашней мексиканской архитектуры.
По вечерам азотея — очень приятное место. Если хозяин дома любитель цветов — крыша эта превращается в висячий сад со всеми чудесами мексиканской флоры.
Крыша-терраса дарит мексиканцам неисчерпаемые радости; здесь непринужденно болтают, наблюдая за всем происходящим на улице.
Легкая балюстрада укрывает нас от прохожих; здесь, наверху, — неподвижность и созерцание, а внизу снует озабоченный будничный люд.
Я стою на такой азотее. Она венчает дом алькада. Так как он самый высокий в деревне, другие крыши сбегают ступенями вниз.
Но кругозор мой простирается еще дальше, и я любуюсь окрестностью.
Взор покоится на пышном ковре тропической зелени.
Деревню окружают поля, разбитые на обработанные участки. Шелковистые волокна маиса, колеблемые ветром, составляют приятный контраст с темной зеленью индийского перца, бобов и агав.
Впрочем, поля резко ограничены колючими зарослями, буйным растительным хаосом, подступающим так близко, что я различаю среди кактусов, акаций и мимоз породы пальм и бромелий со странными пурпурными листьями, пылающими на расстоянии, как карбункулы.
Близость зарослей к маленькому селению объясняется тем, что жители ее не землевладельцы, а вакеро, то есть пастухи.
На всех лугах и прогалинах пасутся дикие табуны и рогатый скот. Здесь встречаются испанские быки, низкорослые андалузские лошадки с острыми трубочками ушей, берберийские кони.