Смерти нет. Есть только страх.
Эту истину я узнала еще в далеком детстве, от своей бабушки Василины. Вернее, она была моей прапрабабушкой.
Я хорошо ее помню. Это была маленькая сухонькая старушка. Говорила она странно, незнакомо и смешно, а еще она любила пить чай с домовым Яшкой, раскладывать пасьянс и вязала множество носков.
Конечно же, я ходила в детский сад, в ясельную группу – мать не сильно доверяла столетней старухе, тем более что она уже не могла выходить из дома. Но поскольку я то и дело таскала из садика самые разные болячки, то в итоге проводила много времени с бабушкой Василиной.
Я любила ее, не сильно шалила, всегда помогала сматывать шерсть в клубок и наливала чай маленькому мохнатому домовому, который жил в стенном шкафу и выходил только тогда, когда родителей не было дома.
Это случилось, когда мне было уже три года, даже три с половиной, почти четыре.
Бабушка Василина вдруг позвала меня. Я вошла в ее комнату и увидела, что она лежит в кровати в своем любимом платье, а рядом стоит домовой Яшка и кто-то незнакомый, высокий в черном развивающемся балахоне.
– Ты не бойся, внученька, – сказала мне бабушка. – Это всего лишь дух, он побудет у нас немного и уйдет.
Я покосилась на высокую фигуру в балахоне, фигура покосилась на меня.
– Смерти нет, – сказала бабушка. – Есть только страх. Запомнила?
– Да, – ответила я.
– Хорошо. А теперь я лягу и усну, а ты поиграй немного. Не шуми. Твои родители скоро придут.
– Хорошо, бабушка, – ответила я и убежала в свою комнату.
Родители, действительно, пришли вскоре. И выяснилось, что бабушка Василина умерла.
– Ты не испугалась? – спросила меня потом мать.
– Нет, – ответила я. – Бабушка мне все объяснила: смерти нет.
Когда мне исполнилось восемь лет, мать отвела меня к врачу.
– Вы знаете, – сказала она, – моя дочь совершенно не боится смерти!
– Не боишься? – поинтересовался у меня врач.
– Нет, – ответила я, – смерти нет.
В кабинете мне было интересно – он был совершенно не похож на прочие медицинские кабинеты. Вместо страшных плакатов с больными детьми и разрезами кишечника висели солнечные картинки с улыбающимися людьми.
– Вы знаете, – мать достала из сумки носовой платок, – моя дочь в детстве пережила страшную травму – у нее на глазах умерла прабабушка моего мужа. Глупо, конечно, было оставлять трехлетнего ребенка со столетней старухой. Но вы знаете… – мать томно вздохнула всей грудью, как бы говоря: ну уж вы-то точно меня понимаете! – И после этого она стала говорить, что смерти нет. Наверное, у нее шизофрения.
– Почему нет смерти? – опять поинтересовался у меня врач.
– Есть только страх, – ответила я. – Бабушка мне все объяснила тогда. В то утро.
А потом меня выставили за дверь.
Врач о чем-то долго говорил с матерью, та потом выскочила из кабинета вся пунцовая, сердитая. Схватила меня за руку и потащила домой.
– Больше мы не пойдем к этому врачу! Он ужасный специалист. Он ничего не понимает в детской психике.
Вечером домовой Яшка, как обычно, закутал меня в одеяло и неспешно устроился на краю постели.
– Линочка, – сказал он, – не надо всем говорить про духа в балахоне.
– Почему?
– И про смерть тоже не надо. И про меня.
– Ну, почемуу?
– Видишь ли, – Яшка покачал кудлатой головой, – не все люди могут видеть нас. Лишь некоторые, вроде тебя. И твоей бабушки, покойницы Василины Григорьевны. И те люди, которые не могут видеть нас, они… они, знаешь ли, нас боятся.
– Почему?
– Поймешь, когда вырастешь. – Конечно, я тут же надулась. – А пока пообещай мне, что никому никогда не будешь говорить ни про меня, ни про духа в балахоне, ни про других духов. И тем более про то, что смерти нет.
Я подумала немного. Решила схитрить.
– А когда я вырасту?
Яшка задумался.
– Когда тебе будет тринадцать лет, я тебе все расскажу. А теперь спи.
Спустя еще пять лет я усиленно стучалась в стенной шкаф, где за старыми шубами и пальто жил Яшка. Яшка упорно не желал выходить.
– Ты обещал, – гундосила я и даже подпрыгивала от собственного гундоса. – Ты обещал!! Ну, Яшка, не честно!!
– Честно – не честно, села бабка в кресло, – проворчала дверца шкафа. – Спать не даешь.
– А нефиг спать. Я уже из школы пришла.
– Уроки сделала? – оживилась дверца шкафа.
– Яшка!! Успею. Мне вчера тринадцать исполнилось? Исполнилось. А ты обещал? Обещал. Выходи давай!!
Дверца шкафа некоторое время думала. Наконец, Яшкин голос пробасил:
– Ну, раз обещал, то скажу. Ты лучше чаю завари покрепче, я тока рубаху одену и выйду.
Вскоре мы уже сидели на кухне. Яшка пил чай, как обычно, из большой цветастой кружки, громко причмокивая, закусывая кусками сахара. Я терпеливо ждала. Знала, что пока Яшка чаю не напьется, толку мало будет.
Наконец, домовой вытер губы и сказал:
– Знаешь, Линочка, в мире полно всяких разных духов. И все они для чего-то нужны. А тот дух, ну тот, который в балахоне, он вроде как смерть. Вернее, не смерть. Не совсем… – Яшка задумался, зачмокал губами. – Он появляется там, где кто-то может умереть.
– Что значит, может?
– Может, умрет, а может, и нет.
– Как так? – не понимала я.
– Ты ж его чаще всего на перекрестках видишь, да? – Я кивнула. – Значит, кто-то из людей может там погибнуть. Вероятность есть такая. Машина собьет, например. Но если этот кто-то случайно задержится, отвлечется, ну мало ли! Если он опоздает, и машина проедет мимо – значит, он не умрет. Понимаешь?
