Ее бюст в семьдесят восемь дюймов, талия в сорок шесть и бедра в семьдесят два дюйма отлично смотрятся, подумал я, при ее росте в одиннадцать футов четыре дюйма.
Алое бикини, которое прикрывало минимум этих обалденных форм, теперь лежало скомканным на полу у ее ног, пока мои глаза обозревали ее с таким же остекленевшим выражением, которое стояло и в глазах покойника. Он был, без сомнения, мертв. Его застрелили, отравили, закололи и задушили.
Или кто-то действительно люто ненавидел его и решил потрудиться на совесть, или четыре разных человека убили его каждый по-своему. Либо это было самое хитрое самоубийство, о котором я когда-либо слыхал.
Из сада внизу доносились веселые звуки разнузданной пирушки: крики, визг, гиканье и хохот. Женщина, смеясь, вскрикнула: «Прекрати это, Чарли, прекрати, прекрати это!..» — и опять рассмеялась, очень довольная. Если Чарли действительно прекратил это, то он просто глупый мальчишка… Я отвернулся от покойника, подошел к окну и взглянул вниз на длинный овальный бассейн, в котором резвились пара дюжин мускулистых парней и почти голых девиц, и было странно видеть столько жизни там, вниз у, когда здесь, наверху, смерть явилась мне во всем ее неприглядном виде.
Кто я такой? Я Шелл Скотт, частный детектив, и всего две минуты назад я еще торчал рядом с бассейном.
Я простоял у окна еще несколько секунд, наблюдая целую радугу цветов, брызги и беспорядочное движение внизу. Телекамеры были уже установлены, и теле— и кинозвезды и звездочки, репортеры и комментаторы, другие гости крутились и плескались внизу.
В нескольких милях отсюда виднелись здания Голливуда, земли под названием: «Будем притворяться». Стоял один из самых ясных дней за последние несколько недель, единственное воскресенье почти совсем без смога, а чуть дальше, по правую руку, виднелась синева Тихого океана. Солнце светило ярко и жарко, блестело на зелени деревьев, которые джунглями окружали дом и бассейн, сверкало на воде и переливалось на мокрых телах красоток из «Мамзель». Даже отсюда, сверху, я могу разглядеть маленькую, яркую и фигуристую Диди, нежную Эйприл, роскошную Элен, Пробочку и Перчик, других красоток, выглядевших порождениями эротической фантазии. На самом деле они были произведениями «Мамзель».
Именно «Мамзель» была причиной сегодняшнего праздничного действа.
Это название уже знакомо многим в Штатах, но сегодня вечером должна была развернуться колоссальная рекламная кампания, призванная сделать «Мамзель» не менее известной, чем Микки Маус. Так называлась самая большая в стране и уже довольно известная цепь салонов шейпинга или «искусства фигуристости» для женщин. Семь из них в семи разных городах уже превращали вялых женщин двадцатого века в упругих девиц с формами двадцать первого века. Завтра, в понедельник, должны были открыться еще три зала в других трех городах.
Это имя принадлежало также основательнице и владелице цепи. Она была красива и сексуальна, но говорить о ней в таких общих словах было все равно что сказать о мире, что он большой и круглый. Девушка по имени Мамзель была живым оригиналом, в соответствии с которым была изваяна статуя вдвое больше натуральной величины, которая украсит все десять салонов растущей цепи салонов «Мамзель». Копия этой статуи как раз находилась сейчас в одной комнате с убитым и со мной.
Я обернулся и опять оглядел пластмассовую красотку в одиннадцать футов четыре дюйма высотой. Она подавляла. Я с трудом оторвал взгляд от округлых бедер, рельефно тонкой талии и огромных торчащих грудей и снова уставился на мертвого мужчину. Это было уже второе такое убийство, о нем станут шуметь не только на национальном, но и на международном уровне, и сделают главной новостью дня.
Я подошел и опустился на колено рядом с ним. Белый шнурок был затянут на его шее, но это выглядело уже как бесплатное приложение. Из его спины торчали длинные ножницы, а из небольшого пулевого отверстия в его лбу вытекло совсем немного крови. Кровавая пена уже подсохла на его губах.
Я моргнул, глядя на труп, удивляясь, почему кто-то, если он был в здравом уме, совершил такое многоэтапное убийство. Может, был какой-то разумный ответ на этот вопрос: например, убийца не находился в здравом уме. Я поднялся на ноги, оглядел в последний раз комнату и вышел. Внизу должен быть телефон, как мне помнилось. Я спустился и позвонил в полицейское управление Лос-Анджелеса. Меня соединили с отделом по расследованию убийств, с капитаном Филом Сэмсоном.
Помимо того, что он руководит отделом по расследованию убийств, он еще и мой лучший друг во всем Лос-Анджелесе. Твердый, знающий, честный, с крутой внешностью, но по натуре добряк, он является лучшим копом, которого я когда-либо встречал, а я встречал многих. Я мог поспорить, что в этот момент, отвечая по телефону, он жевал длинную черную сигару и скорее всего прокусил ее насквозь, когда услышал, откуда я звоню и почему.
— Только не это! — простонал он. — Так он мертв?
— Похоже на то.
— Ты бы хоть раз позвонил мне, чтобы сказать «привет» или сообщить приятные новости, — проворчал он, буркнул что-то находившимся в его кабинете, потом вернулся к телефонному разговору со мной. — От чего он умер?
