— Хороший большой участок, — сказала Элисон, — двести на триста. И все деревья остались. На Иовенита-Каньон-роуд. Ну уж нет, Шеба! — Она отобрала чистые чулки и стала их надевать.
— Я отказываюсь, — ответил Мендоса из ванной, — жить на улице, которая называется Каньон Маленькой Женщины.
— Знаю, но… Брысь, Нефертити, не тронь мои серьги… Есть еще несколько на Аппиан-вей.— Из ванной доносился лишь плеск воды, и ни слова одобрения. — Мне не понравилось на Элюзив-драйв, — сказала она торопливо. — Слишком холмисто. А Лулу Глен далековато.
— Por mi vida![1] — отозвался Мендоса.— Кто давал названия этим местам?
— Понятия не имею. — Элисон пересадила Баст со своей одежды на кровать и стала одеваться. Вынырнув из платья, она добавила: — Не слишком долгая поездка для тебя, дорогой? Есть еще два участка в конце улицы Хазлам-террейс…
— Возможно, — сказал Мендоса. Он вышел из ванной без сорочки и с одобрением посмотрел на Элисон. — Не понимаю, зачем нам строить дом? Только не говори: затем, что мне не понравился ни один из уже построенных.
— Потому что нельзя воспитывать детей в квартире.
— Ладно, ладно. Двоих, не больше. Мог ли я вообразить, что у тебя такие средневековые представления?
— Но ты можешь позволить себе и больше, не то что огромное множество других людей. О черт! Застегни вот здесь, Луис.
— Как будто это имеет какое-то отношение к делу. — Он выполнил просьбу. Оба они посмотрели в зеркало на Элисон и, судя по отражению, остались довольны. Мендоса наклонился и поцеловал ее в шею. — Хорошо, завтра мы поедем и посмотрим участки на Хазлам-террейс. — Он пошел за чистой рубашкой.
— Да, я тоже так думала. Вы с Артом куда пойдете?
— Да так получается, что всего лишь в отдел. Кое-что появилось по одному делу.
— Слушай, — сказала Элисон, выбирая духи, — сходите с ним потом выпить или еще что-нибудь. Не отпускай его домой, по крайней мере, до одиннадцати. Эти женские вечеринки… Луис, ты не закрыл шкаф.
Но было уже поздно: Эль Сеньор заметил это раньше нее. Шесть галстуков кучей лежали на полу, а Эль Сеньор осторожно тянулся за седьмым.
— Senor Molestio![2] — крикнул Мендоса. — Saiga de aqui![3] Паршивый кот!
Он принялся подбирать галстуки. Эль Сеньор прошествовал через комнату, легко вспрыгнул на бюро и уставился холодным взглядом на свою мать Баст, которая усердно вылизывала его сестру Шебу. Мендоса надел рубашку, галстук и пиджак. Элисон прихватила полупальто и сумку; в гостия ной взяла большую подарочную коробку. Кошки сидели рядком на полу гостиной и смотрели на них.
— Ты закрыла ящик с пластинками, novia?
— Не имеет значения, — ответила Элисон, — я как раз хотела тебе сказать, что он научился открывать его.
— Ну и кот! Говорю тебе, это перевоплощение. Он был колдуном или высокопоставленным жрецом в Египте.
Эль Сеньор зажмурил зеленые глаза и зевнул. Окрасом он был словно негатив сиамского кота: весь черный, а морда, уши, лапы и кончик хвоста светлые. Кот пристально посмотрел на хозяев и пренебрежительно шевельнул хвостом.
— No me tome el palo[4], понимаешь, но не говоришь! — Мендоса запер дверь, и они пошли к гаражу. — Будь осторожна, querida[5]. Хорошенько закрой обе дверцы, когда поедешь домой.
— Не беспокойся. Я достаточно прожила в большом городе и уцелела. Как и ты… Подожди минутку, ты весь в помаде… Желаю приятно провести время со своим убийцей, дорогой.
Мендоса посмотрел, как она удаляется на «фасель-веге», потом открыл дверцу большого «феррари». Усаживаясь за руль, он думал о том, что обвинение в убийстве Бенсону предъявить не удастся. Разве только в непредумышленном. Внутренняя уверенность — не доказательство, и это раздражало.
Эдисон неторопливо ехала в направлении Хайленд-парк на смотрины к миссис Артур Хэкет, которая в сентябре ожидала ребенка. Она вспомнила, как Луис ее позабавил. Только двоих, сказал он в ужасе. Я, мол, не животное. Ну, что касается… На самом деле будет, конечно, гораздо больше, чем два (хотя ей и исполнится тридцать три в следующем ноябре — ужасная мысль!), а люди будут думать: «Ну да, Мендоса, естественно». Что-нибудь такое. А он-то уже двадцать пять лет в церковь не заглядывал. Мужчины.
Да уж, мужчины. Моя машина — и его «феррари». Говорят, «феррари» может давать сто шестьдесят три мили в час, а он никогда не ездит свыше шестидесяти. По крайней мере нечасто. Восемнадцать тысяч долларов. И настоял на том, чтоб купить ей «фасель-вегу», хотя она предпочла бы тот славный маленький спортивный «мерседес». «Эти маленькие штуки опасны при большом движении. Нет». — «Хорошо, если тебе так нравится «фасель-вега», что ж ты себе такую же не купишь вместо этой нелепой гоночной машины, которая смахивает на марсианскую?» А он только сказал: «Неприятные ассоциации». В прошлом году он вдребезги разбил «фасель-вегу», гоняясь за Эдисон и убийцей. Да, прекрасная в управлении машина…
Она проехала Лос-Фелиз, спустилась по Голден-Стейт-фривей до Фигуроа и повернула на Пасадена-фривей. Действительно, кратчайший путь. Оставила позади Хайленд-парк и подъехала к Спрингвейл-стрит, где с января в почти новом доме жили сержант Хэкет и его Анжела.
