Одно, два, три… четыре фырканья, возмущённый голос, интересующийся, почему не могут оставить его шляпу в покое, стук входной двери, и мистер Пакингтон исчез в направлении станции, чтобы успеть на девятичасовой в город.
Миссис Пакингтон застыла за кухонным столом. Её лицо покраснело, губы поджались, и не плакала она только потому, что в последнюю минуту гнев оказался сильнее.
— Хватит! — решила она. — Больше я этого терпеть не стану.
И, после мрачной паузы, добавила:
— Мерзавка! Гнусная пронырливая кокетка! Ну как только Джордж может быть таким идиотом?
Гнев улетучивался, уступая место слезам. Вскоре они действительно появились в глазах миссис Пакингтон и медленно покатились по её немолодым щекам.
— Легко сказать — больше я этого терпеть не стану. А что мне делать?
Она вдруг почувствовала себя беспомощной, одинокой и бесконечно несчастной. Она взяла со стола газету и прочитала — который уже раз объявление на первой полосе:
ЧАСТНЫЕ ОБЪЯВЛЕНИЯ
Счастливы ли вы? Если нет — обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну, Ричмонд-стрит, 17.
ФЛОРА. — Я так устала ждать! — Д.
ФРАНЦУЗСКАЯ СЕМЬЯ ПРЕДОСТАВИТ обеспеченным гостям жилье в пятнадцати минутах езды от Парижа. Большой особняк, современные удобства, превосходная кухня. Возможны уроки французского.
— Идиотизм, — заключила миссис Пакингтон. — Самый настоящий идиотизм. Но… в конце концов, почему бы не попробовать…
Вот почему, несколько нервничая, она и появилась в одиннадцать часов утра в офисе мистера Паркера Пайна.
Как уже было сказано, она нервничала, но все её волнение загадочным образом улетучилось при одном только виде хозяина кабинета. Это был крупный — чтобы не сказать тучный — мужчина с лысым аристократическим черепом и маленькими глазками, поблёскивающими за мощными линзами.
— Садитесь, прошу вас, — предложил он и участливо подсказал: — Вы пришли по объявлению?
— Да, — призналась миссис Пакингтон и замолкла, не решаясь продолжить.
— И вы несчастны, — продолжил за неё мистер Паркер Пайн бодрым деловым голосом. — Ничего удивительного. Странно как раз то, что кто-то ещё счастлив.
— Правда? — вяло отозвалась миссис Пакингтон, не чувствуя от этого ни малейшего облегчения.
— Вам это, понятно, не интересно, — заметил мистер Паркер Пайн, — зато крайне интересно мне. Тридцать пять лет своей жизни, представьте, я посвятил службе в статистическом управлении. И вот теперь, на покое, решил использовать накопленный опыт в новых целях. Всё очень просто. В несчастье существует пять основных градаций — не более, поверьте. Ну, а там, где поставлен диагноз, найдётся и лекарство.
Я выступаю в роли врача. Ставлю диагноз, назначаю соответствующее лечение… Существуют безнадежные случаи, когда исцеление невозможно. Тогда я откровенно говорю пациенту, что ничем не могу помочь. Однако, уверяю вас, миссис Пакингтон, если я всё же берусь за дело, исцеление практически гарантировано.
В душе миссис Пакннгтон затеплилась надежда. Всё это, разумеется, могло оказаться сплошным надувательством, но — вдруг?
— Проанализируем ваш случай, — с улыбкой продолжил мистер Паркер Пайн, откидываясь в кресле и соединяя кончики пальцев. — Причиной ваших несчастий мне видится муж, совместная жизнь с которым протекала до сих пор, по-видимому, безоблачно. Полагаю, он даже преуспевает. Думаю, здесь не обошлось без некой юной особы, вероятно, работающей в его офисе.
Слова так и хлынули из миссис Пакингтон.
— Машинистка! — взорвалась она. — Гнусная крашеная кокетка. Губная помада, шёлковые чулки, перманент — и ничего больше.
Мистер Паркер Пайн успокаивающе кивнул.
— «Ну что ж тут страшного?» — так, несомненно, говорит ваш муж?
— Так прямо и говорит, — подтвердила миссис Пакингтон.
— «Почему он должен лишать бедняжку даров невинной дружбы и тех маленьких удовольствий, которыми может скрасить её серую жизнь? Бедное дитя, ведь у неё так мало радостей!» Примерно так, полагаю?
Миссис Пакингтон ожесточённо закивала.
— Враньё всё это, одно сплошное враньё. Он возит её на реку — я сама обожала ездить на реку, но лет пять или шесть назад он заявил, что у него почти не остается времени даже на гольф. Для этой он своим гольфом пожертвовать, конечно, может! Я обожаю театр, но Джордж всегда говорил, что слишком устаёт к вечеру. А теперь он водит её на танцы — танцы! И возвращается в три ночи. Я — я…
— И, несомненно, сокрушается, что в женщинах настолько развит собственнический инстинкт, что они готовы ревновать без малейшего на то повода?
Миссис Пакингтон снова кивнула.
— Именно. А откуда вы всё это знаете? — опомнилась вдруг она.
— Статистика, — буднично ответил мистер Паркер Пайн.
— Я так несчастна, — пожаловалась миссис Пакингтон. — Я всегда была Джорджу хорошей женой. Когда мы только поженились, я из сил выбивалась, чтобы помочь ему стать на ноги. Пальцы чуть не до костей сработала. На других мужчин никогда даже и не смотрела. Кормлю я его хорошо, за одеждой тоже слежу, хозяйство веду чисто и экономно. И вот теперь, когда мы добились чего хотели и могли бы наслаждаться жизнью, немного попутешествовать и делать всё то, о чём я так долго мечтала, — теперь вот пожалуйста!
