Доброе и человечное надо заботливо взращивать веками, проходя сквозь тернии ошибок и неудач. Дурное же, как и сорная трава, не требует особых усилий. Стоит только начать человеку ли, как отдельному индивиду, или же государству, как сообществу индивидов, дальше все пойдет само собой, автоматически, да так, что и не остановить, не удержать…
Вслед за распадом на самостийные государства Советского Союза под радостное потирание рук и умильное щемление сердец западных «друзей» и доморощенных демократов, метко окрещенных народной молвой «дерьмократами», к чему самым непосредственным образом приложил свою руку первый президент России, трещала по швам и сама Российская Федерация. А почему бы ей и не трещать — дурной пример заразителен. Чем же национальные вожди, князья, цари и самопровозглашенные президенты хуже «батьки» их Ельцина, призвавшего, чтобы удержаться самому у кормила верховной власти, им же узурпированной, хватать на местах власти столько, сколько каждый сможет проглотить. Вот они и стали глотать, напрочь отключив инстинкт самосохранения и забыв, что во время глотательного процесса, при всеобщей спешке можно и поперхнуться, а то и подавиться со-всем.
Не успели глазом моргнуть, как все русские стали не только для Западной Европы, но и для всех остальных народов, даже братьев-украинцев, не говоря уже о прибалтах и поляках, оккупантами и врагами, колонизаторами и притеснителями национальной культуры, уклада и религии. В одночасье все враз позабыли, что это Россия, отрывая от себя, ущемляя себя и своё собственное население, спешила поднять национальные окраины до мирового уровня, направляя туда не только средства, но и свой интеллектуальный потенциал. Впрочем, где и когда добро помнили?.. Ибо добро — это такая субстанция, что ее никто не видит и не ощущает, даже когда оно есть, ни молекул тебе, ни ато-мов… Где уж тут его запомнить! Вот и заурчали глухой злобой окраины, зашипели по-змеиному, залаяли по-звериному, закаркали черными воронами. И вот уже пылает Кавказ, умело подожженный рукой враждебных спецслужб (правда, рядившихся в овечью шкуру миротворцев и проповедников демократии) на этническом и религиозном топливе. И покатились русскоязычные беженцы с окраин бывшего Союза (да и собственных) в серединную Россию, в ту Россию, которую еще за две тысячи лет до новой эры Русской Землей называли (если не верите, то в «Книгу Велеса» загляните), в ту Россию, частью которой всегда была наша Курщина.
Но не только побежали сюда русские, но и те, кто их же и изгонял: представители местных национальностей. Передравшись между собой за «лакомые куски национального богатства», которых во все времена для всех не хватает, оставшись, как лиса из басен И.А. Крылова «не солоно хлебавши», пустились в поиски пристанища и пропитания в серединной России. Они как-то быстро позабыли, что русские — это враги и притеснители, а Россия — поработитель народов, о чем еще совсем недавно кричали на всех углах. Причём они не только пришли, прихватив с собой со своих гор и ущелий национальные традиции и верования, что вполне естественно и понятно, но еще не забыли «захватить» завидующие глаза и вороватые руки, с чем мириться никак не хочется. Данного дерьма, чего греха таить, и у самих русичей испокон веков хватает, отчего в стране во все времена тюрем больше чем театров настроено, и только у русских могла возникнуть такая поговорка: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Так зачем же нам еще и чужое, инородное, независимое и самостийное дерьмо?.. Но нет, приплыло — не отгорнуть в сторону, не изничтожить!
Старший следователь ОМ-6 УВД города Курска майор юстиции Паромов, мужчина лет сорока, среднего роста, с начинающими покрываться паутиной седины волосами, добирался на работу в переполненном троллейбусе седьмого маршрута. Чтобы меньше поддаваться стихии качки транспортного средства на неровностях местных дорог, свободной левой рукой, так как в правой находился тонкий, видавший виды, черный «дипломат» с различными бумагами и прочими принадлежностями канцелярской продукции, он держался за поручни, прикрепленные под крышей сало-на.
Наполнявшие салон люди, среди которых было до-вольно много знакомых, порой вполголоса, а порой — и в полный о чем-то беседовали. Возможно, обсуждали бытовые проблемы со случайно встретившимся знакомым. Но по большей части, согласно чисто российской традиции, сложившейся с незапамятных времен, ругали правительство, президента и своих начальников, приведших их к безденежью и безработице, не обращая никакого внимания на человека в милицейской форме. Отчего в салоне стоял густой гул, словно в растревоженном пчелином улье. Впрочем, Паромов, занятый своими мыслями, на этот гул и люд-скую тесноту старался не реагировать. Его мысли витали не под крышей салона старенького троллейбуса, тихо катившего по проспекту Кулакова, а во чревах полутора десятка уголовных дел, находившихся у него в производстве. Паромов каждый раз ругал себя за такую манеру характера, пытаясь отучиться мыслить о работе и рабочих делах вне пределов служебного кабинета, и не мог. Мало того, что работа неотвязно следовала за ним во время поездки, она и спать-то спокойно не давала. Вползет под черепную коробку — и, как какой-либо садист, спать не дает, заставляя в десятый раз анализировать то один, то другой, то третий эпизод какого-нибудь уголовного дела, крутиться в кровати и мешать сну супруги. Чтобы отогнать прочь мысли о ра-боте, Паромов, вычитав в какой-то книге о мысленном счете слонов или овец, принимался считать воображаемых слоников, но ни слоники, ни ослики, ни невинные овечки ему не помогали: мыслительный процесс всякий раз напрочь изгонял из головной коробки весь животный мир и вновь возвращал его к текущим уголовным делам. Поэтому довольно часто по утрам вставал невыспавшийся, с неостывшей от размышлений головой, и только умывание и холодный душ на некоторое время придавали бодрость телу и голове, а также мыслительным процессам в ней. Да еще супруга, если была не на работе в утреннюю смену, своими вопросами и призывами к завтраку на какое-то время отвлекала его от производственных раз-мышлений.
