Ивина проблемами старшего возраста особо не страдала, она лежала и читала книгу писателя восемнадцатого века, у которого еще при его жизни был антикварный стул восемнадцатого века. Она изо всех клеточек своего серого вещества мозга, пыталась найти нечто общее между своими предками и великим писателем прошлого, пока ей это не удавалась. Внезапно Ивина почувствовала, что строчки книги уходят в темноту…
Она подняла голову от книги, посмотрела на источник света, но вместо, торшера у дивана, обнаружила огромную фигуру Самсона.
— Заметила, наконец, что я здесь! Ивина, я к тебе пришел, а не к посуде, ее я уже вымыл.
— Простите, Самсон, я забыла, зачиталась, ушла в прошлое.
Самсон медленно опустился на колени, сложил свою огромную голову на ее грудь, слегка поводил волосами по платью, как гигантский кот. Ивина не выдержала и погладила большую голову мужчины, он медленно стал подниматься, и с необыкновенной прытью барса, перемахнул через нее, и оказался лежащим с другой стороны платья. Ивина повернулась к Самсону, он сжал ее платье со всех сторон своими огромными руками, она утонула в объятиях мужчины, продолжая держать в одной руке книгу великого писателя.
— Да выкинь ты эту книгу! — в сердцах воскликнул Самсон.
Ивина разжала пальцы, книга выпала из руки, освободившейся рукой, она обняла Самсона.
— Так-то лучше, — проворчал Самсон, невольно освобождая ее колени от домашнего платья.
— Самсон, может не надо сегодня.
— Еще чего, лежит тут передо мной слегка платьем прикрытая, вся изогнутая по профилю, ножки свои голые демонстрирует, а потом, говорит: не надо, Самсон.
Ивина поняла, что никто ее возражения не услышит, и откинулась на спину, выгнулась, как кошка, прощальным взглядом встретилась с торшером и выключила свет.
— Свет-то чем тебе помешал? Или я тебе не по нраву пришелся? — спросил Самсон и уверенным движением расстегнул молнию на платье.
Ивина села и стянула с себя платье, ее ноги были в руках Самсона, она и встать не могла, но подумала, что сама на стул стала похожа, с вытянутыми руками, словно они спинка стула с чехлом из платья. Наконец платье опустилось на пол, тут же властные, мощные руки вцепились в скромную верхнюю полоску с двумя выступами, и слегка подергали маленькую вещичку. Ивина еще раз села, изображая стул, сняла и эту одежку. Руки Самсона довольные до безобразия взяли в свои руки по верхнему, чувствительному выступу на ее теле, сжали, потом нежно — нежно стали проводить местный массаж чувствительных участков тела, освобожденных от ткани. В какой-то момент времени, рукам Самсона это надоело, и они бесцеремонно полезли к ногам.
По этой дороге руки столкнулись с еще одной тоненькой одежкой. Руки нервно дергали несчастную тряпочку. Ивина выкрутилась из последней одежки, оставив ее в руках мужчины. И, тут же огромная масса тела взлетела над ней в порыве человеческих чувств, а ей очень захотелось выкрутиться из-под этой массы тела, но она элементарно подчинилась…
'Еще немного, еще чуть-чуть' и две массы тел объединились бы в одну, но как — будто кто свыше, сообщил об этом четырем людям сразу: некто позвонил в дверь, зазвонил телефон, запели на разные голоса два сотовых телефона. Пара распалась на две части. Самсон поднял свое огромное тело и рванул к личному сотовому телефону. Ивина на три части разорваться не могла, она стала собирать в кучу свои вещи, потом пошла за халатом, потом рванулась к телефону, а сотовый сам замолчал, оставив номер звонившего человека…
У двери стояла Инесса Евгеньевна:
— Ивина, давай свой стул, я его продам, вроде есть покупатель на твой старый стул.
— Я раздумала его продавать, Инесса Евгеньевна, мне на нем хорошо думается.
— А кто там у тебя по телефону говорит? Красс дома сидит, ты чего такая лохматая, лицо красное…
— Я вам потом объясню, — сказала Ивина и попыталась бывшую свекровь отодвинуть от двери.
— Ты чего, Ивина, я тебе помешала?
— Нет, я стул не продаю, тема исчерпана.
— Ивина, с кем ты там говоришь?! — прокричал Самсон и высунулся в прихожую.
— Ивина, ты не одна! — вскричала Инесса Евгеньевна, — а как же мой Красс?!
— Красс деньги отдает вам? Значит, и живет у вас, а я сама по себе.
— Бабы, что за разборки, в такое время?! — зашумел недовольный ситуацией Самсон, — что за ерунду вы говорите?
Инесса Евгеньевна слабо, но стала соображать, видимо на ее гладиолусе очередной цветок распустился:
— Ухожу, ухожу, — сказала женщина и резко прикрыла входную дверь.
Красс сидел с двумя телефонами: сотовым и обычным, глаза у него были грустные, грустные, ему было очень плохо.
— Красс, — сказала вошедшая в квартиру Инесса Евгеньевна и замолчала.
— Мама, ты, что-то сказать хотела? Ивина продала тебе старый стул?
— Ей не до стула, я так поняла ситуацию в ее доме. Она его не хочет продавать, а ты откуда про стул узнал?
— Ивина мне стул отдавала склеивать, а потом мы провели серию климатических испытаний с этим стулом по ее просьбе.
— Понятно, а мне сказала, что стул ей от бабушки достался.
— Красс, ты не мог бы еще двенадцать стульев подвергнуть этим самым испытаниям, которым подвергли первый стул?
