Англия
Зима 1621 года
Таверна «Перекресток»
Вслушиваясь в свист ледяного ветра, яростно обрушивавшегося на ветхую крышу, Джесси упрямо сжимала кулаки. Она с тревогой вглядывалась в очертания миниатюрной фигурки под драным одеялом. У женщины, лежавшей на кровати, вырвался прерывистый вздох, и Джесси стало жутко. Девушка беспомощно оглядела убогую обстановку, облезлые балки, подпиравшие гнилой потолок, старый сундук со скудными пожитками в изножье кровати. Вонь от дешевой свечки была невыносимой. А главное — холод, неумолимый холод, с некоторых пор ставший неотъемлемой частью их существования. Чтобы не заплакать, Джесси изо всех сил стиснула зубы.
«Она не может умереть! Я не позволю! Господи свидетель, я пойду на все — стану попрошайничать и воровать, — но не дам ей умереть в этом убожестве!»
Старый Тамсин, не спускавший с девушки мрачного взгляда, устало, покачал головой, не надеясь, впрочем, что его заметят или поймут. Но от Джесси не укрылось ни это движение, ни вложенный в него ужасный смысл.
— Хинин, девочка моя, только хинин мог бы ей помочь. Глаза опять защипало, и Джесси нетерпеливо смахнула непрошеные слезы маленькими натруженными руками.
Она уверяла себя, что Тамсин ошибается — не может не ошибаться. Да и кто он такой — жалкий пропойца, влачащий убогое существование среди других отверженных, ютящихся под крышей этой таверны! По слухам, он работал врачом и даже учился в Оксфорде. Но это могло быть враньем, таким же враньем, как и те мечты о грядущих светлых временах, дальних странах и лазоревых морях, которыми он постоянно делился с Джесси.
Какие уж тут мечты, когда умирает ее мать?
— Хинин… — задумчиво промолвила Джесси.
— Хинин, — повторил Тамсин. — Увы, но для тебя, малышка Джесси, это равносильно попытке достать луну. Одна доза стоит…
Джесси закусила до боли губу, цена слишком высока. Ее мать получала за целый год не больше золотого да поношенное платье в придачу!
Сама же Джесси не зарабатывала ничего — ее взяли в подручные к поварихе с условием, что пять лет ученичества девушка отработает бесплатно.
Внезапно она потупилась и прошептала:
— Я могла бы уговорить мастера Джона…
— Не болтай чепухи, девочка, — перебил Тамсин. — Мастер Джон ничего тебе не даст.
И Джесси знала, что это правда. Только посетителям таверны полагались глубокие блюда с дымящимся мясом, плававшим в густом жирном соусе, только им подавали огромные кружки эля и дорогие французские вина. Мастер Джон не жалел денег на припасы и славился среди клиентов своей щедростью, тогда как со слугами был жесток и жаден.
У Джесси вырвался тяжелый вздох — им с материю приходилось постоянно терпеть бесконечные придирки. Линнет была слишком хрупкой. Их спасало то, что дочь выполняет за мать большую часть работы, а на чердаке у них был свой угол.
С кровати раздался слабый стон. Джесси кинулась к матери, встала на колени и сжала в ладонях ее тонкую руку. Несравненная красота Липнет не угасла даже теперь, на смертном одре. Нет-нет, Джесси не желала смириться. Лучше быть повешенной сию же минуту, только бы не видеть, как она уходит из жизни.
Глаза больной распахнулись — взгляд помутился от лихорадки. Ни у кого Джесси не видела таких глаз — не голубых, не серых, а именно густого цвета фиалки. Дивные глаза на точеном бледном лице, обрамленном облаком золотистых волос. На лице, которое состарил не возраст, а жестокая борьба за жизнь.
— Мама! — ласково окликнула Джесси. — Я здесь!
И тут девушке стало страшно: мать ее не узнавала. Линнет обращалась к людям, давно покинувшим этот мир.
— Молден, это ты? Скажи Шеффилду, чтобы не поднимали занавес: я чувствую себя неважно, а эта глупая девчонка только испортит роль леди Макбет!
Сердце Джесси испуганно сжалось. Судя по всему, все быстрее рвались последние тонкие нити, связывавшие Линнет с реальностью. Она предпочла укрыться в прошлом. В том удивительном прошлом, где не было места грязной таверне. Ведь Линнет Дюпре не всегда прозябала в нищете — нет, долгие годы ее почитали и возносили, как королеву. Да она и была ею — королевой театрального мира в Лондоне. И не только — ее мастерству аплодировали Париж и Рим.В ту пору она принимала у себя герцогов и графов.
В ту пору родилась Джесси. Тогда Линнет снимала небольшой дом в Лондоне, где готовила и следила за порядком старая Мэри, а Салли Фремптон из ближней деревушки Уэверли купала Линнет в душистых ваннах и делала ей самые модные прически. Когда Джесси подросла, брат Энтони стал приходить к ним в дом, чтобы давать ей уроки французского и латыни, мисс Нелли учила девочку танцевать, а герр Хофингер открывал перед ней огромный мир с его океанами и морями, повествовал о римлянах и галлах. Слушая его рассказы, Джесси давала волю фантазии: героические первопроходцы, Колумб, Новый Свет, колонии, американцы и индейцы. Она узнала и про надменных испанцев, и про гибель их флота, и про то, что Англии до сих пор приходится бороться с теми, кто все еще посягает на сокровища Нового Света. А еще герр Хофингер описывал прекрасные замки и дворцы Англии. В ту пору Джесси мечтала, как доблестный рыцарь в золотых доспехах увезет ее в голубую даль: он предложит ей руку и сердце, и она станет хозяйкой в его огромном замке. В этих мечтах не было места ни холоду, ни усталости. Она представляла, как сидит в элегантной гостиной, разливает чай из серебряного чайника, одетая исключительно в меха и бархат.
