Высоко в звездном небе, которое восуры именуют Сваргой, медленно вращается Колесо Сварога, сменяют друг друга часы, сутки, месяцы и годы. Сам Бог времени и звездной мудрости ЧислоБог считает дни и говорит свои числа Богам, определяет… быть ли дню… быть ли ночи.
Темное небо покрылось далекими и мерцающими звездами, а немного погодя землю озарила круглая серебряная луна, она выбросила вперед широкий луч, каковой упал на белые, устланные пушистым снегом деревья, кусты, дома и избы, на покрытые толстым, стеклянным льдом реки. Луч двинулся прямо туда, где около дворца, могучего и величественного, как и вся земля, кругом, возле дверей Славного коридора, стоял молодой мужчина. Серебристый луч неслышно подкрался сзади и осветил его крепкую, статную фигуру, каштановые, вьющиеся волосы. Мужчина медленно повернул голову, воззрился на холодную, зимнюю луну и улыбнулся. И этот мужчина был ни кто иной, как сам наследник престола славной Восурии, Святозар, по реклу Велико-Достойный.
Святозар стоял на дворе уже давно, лишь накинув на плечи кунтыш, и смотрел на прекрасную, укрытую высокими снегами Мать Сыру Землю. Он любовался ее чистотой и неподвижностью да чувствовал необыкновенное тепло, к столь дорогой его сердцу Восурии.
Дверь, ведущая в Славный коридор, бесшумно открылась, и оттуда вышел его отец, правитель Восурии, Ярил, по реклу Щедрый.
— Сынок, вот ты где, — молвил беспокойно правитель и подошел к наследнику. — А я тебя обыскался. Ты чего тут стоишь один, да не одетый совсем, так гляди и замерзнешь. Святозар, ну ты меня удивляешь, знаешь же завтра сына Стояна божатить, и стоишь тут… А, что если нога опять не пойдет?… Так, хватит здесь мерзнуть, пошли, давай в гридницу. — Ярил ощупал рукой непокрытую голову сына, который завороженный красотой земли, не сразу откликнулся, и добавил, — слышишь меня, Святозар, пошли в гридницу, разве можно тебе, да с больной ногой на холоде стоять.
— Да, ничего, отец, не тревожься, — ответил наследник, и так как правитель направился к дверям, ведущим в Славный коридор, прихрамывая на правую ногу, поспешил следом. — Ты же видишь, что я уже могу подолгу бывать на морозе, и с каждым разом моя нога все меньше и меньше доставляет мне неприятностей.
Святозар вошел в жарко натопленную гридницу, в которой слева в стене во встроенных в нее двух огромных каминах с прикрытыми выкованными резными дверцами ярко полыхал огонь, поедая дрова. Справой стороны зала в ряд стояли широкие прямоугольные столы и лавки, а на самой стене разместились квадратные окна с овальным закруглением наверху. От лучистого огня каминов и света свечей, установленных в канделябры стены гридницы, украшенные искусной мозаикой, переливались и поблескивали, точно в ночном небе звездные светила. Около каминов были поставлены два простых деревянных сиденья укрытые небольшими коврами, а рядом с одним из них стоял низенький коротконогий табурет.
Святозар скинул с плеч кунтыш, положил его на лавку, и, опустившись на одно из сидений, пристроил правую ногу на табурет. Суетливо подув на озябшие руки, он резво потер меж собой ладони, стараясь согреться. Правитель воссев на свое сиденье, недовольно посмотрел на сына, и, расстроено сказал:
— И чего ты вообще, на двор пошел, да еще и один, непонятно мне.
— Я, отец, — оправдываясь, пояснил наследник. — Каждый вечер выхожу и понемногу стою там один, потому как нога моя уже привыкает к холоду, и в помощи я не нуждаюсь. И знаешь, отец, вот сейчас я стоял очень долго и видишь, дошел до сидения почти не хромая и без помощи.
— Мальчик мой, это все очень хорошо, что ты не нуждаешься в помощи и можешь вот так подолгу стоять на морозе… Но сейчас твое поведение просто не разумно… не разумно… Завтра обряд божатия, а ты сейчас ногу переморозишь и тогда, точно не сможешь провести обряд, — строгим голосом заметил правитель, и, осуждающе покачал головой так, что закачались его каштановые, чуть тронутые сединой, волнистые волосы. — Я и так против того, чтобы ты проводил этот обряд. И об этом сегодня, я сказал и Храбру, и Дубыни, и Стояну. А, что если, ты, не выдержишь студеной воды и не сможешь выйти или уронишь Яронега в воду.
— Отец, ну, что ты такое говоришь, — возмутился Святозар и резко повернув голову в направлении правителя воззрился на него. Его чистое лицо с легким румянцем на щеках, прямым носом, большим и высоким лбом, тонко очерченными алыми губами и ярко-голубыми глазами, блеснуло сияющей красой. — Чего это я уроню Яронега, что у меня рук нет? Да, и потом там, подле Стоян будет, Храбр, да Дубыня. Неужели ты думаешь, они дадут утонуть своему сыну и внуку… — Наследник глянул на встревоженное лицо отца ни чем впрочем не отличимое от лица сына, быть может лишь более значимой его возрасту зрелостью да лучистыми зелеными глазами, улыбнулся и негромко досказал, — не беспокойся отец, нога меня не подведет. Обряд я доведу до конца и не утоплю своего божатого сыночка.
Правитель встал с сиденья и подошел к камину, он неторопливо поднял пристроенную возле стены кочергу, отодвинул при помощи ее дверцу, и, подкинув в огонь три коротких полена, словно не слыша шутки сына, задумчиво произнес:
