Сейчас в городе уже не вспоминают о случившемся. Все забыли или делают вид, что забыли эту неприятную историю. Многие переехали, сменились владельцы магазинов. Ущерб возмещен. А что касается страха - вряд ли от него есть лекарство. Тот, кто видел, на что способны люди, охваченные страхом, теряет веру в человеческую природу.
Сначала не было ничего особо необычного. Местная сеть супермаркетов «Сейфуэй» сообщила о резко возросшем числе краж. Поймать никого не удалось. На той же неделе уорикширская строительная компания сделала заявление о пропаже грузовика с кирпичом. Но чем обычнее украденные предметы, тем труднее их разыскать. Кирпич так и не нашли.
Однако вскоре мы столкнулись с гораздо более странной пропажей. В городской больнице от заражения крови, последовавшего за разрывом кишки, скончался бывший член местного совета, на которого в полиции давно было заведено дело о коррупции. Не думаю, что на него когда-нибудь собрали бы достаточно улик. Мы уже закрывали дело, когда за три дня до похорон пришло известие об исчезновении тела советника. Охранник в морге клялся, что ничего не видел и не слышал. Однако во взломе не оставалось сомнений: в помещении отсутствовало оконное стекло. Его не разбили. Оно просто-напросто исчезло.
Я не стану называть имени покойного. В Бирмингеме оно повсюду: на мемориальных досках, в названиях улиц, дорог и торговых центров. Ни одна консервная банка не открывалась без его участия. Не помню, от какой он был партии. Да сейчас это уже и не имеет значения. Помню только, что у него имелись какие-то связи с той самой строительной компанией, у которой пропал грузовик. Именно это обстоятельство и помогло мне связать все воедино.
Октябрь в тот год выдался дождливый и пасмурный. Плотная пелена тумана висела над городом днем и ночью. Дома тоже было неладно. Джулии только что исполнилось восемнадцать, и Элейн разрывалась между желанием удержать ее дома и разрешить ей съехаться с дружком. Джулия уже выросла, и дома ей было тесно. Я, как всегда, старался не вмешиваться, ссылаясь на сложный рабочий график и усталость. Я люблю, когда дома тишина и покой, но сам никогда не представлял, как много это требует сил.
Лишь некоторое время спустя, когда полицейские участки в Тизли, Экокс Грин и Ярдли сверили статистику по кражам, мы поняли, что имеем дело с настоящей эпидемией. Мы не задержали ни одного преступника, не нашли ни одной похищенной вещи. Впрочем, воровали в основном такие мелочи, которые вряд ли можно было продать. Пропадали ботинки, рабочие инструменты, продукты, порнографические журналы, кухонная утварь, пиво из холодильников. Даже если за кражами стояла какая-либо организация, совершенно непонятно, что она пыталась этим доказать. У нас, конечно, были некоторые версии. Слухи о грабителях-невидимках могли быть на руку подворовывавшим продавцам или владельцам магазинов, решившим надуть страховую компанию. Для теневого бизнеса настали теплые деньки.
Мы заставили владельцев магазинов усилить охрану. Многие молодые охранники получали увольнение, а на их место брали профессионалов и даже каких-то полукриминальных субъектов. Те, кто подозревался в краже, гораздо чаще оказывались в поликлинике, чем в участке. Полиция усилила патрули. Но кражи продолжались. В пабах среди белого дня из касс пропадала дневная выручка. У компании, торговавшей мороженым, украли два контейнера. В лавке старьевщика пропала целая полка хрусталя. Все это было какой-то бессмыслицей.
Мои ежевечерние прогулки от участка до дома стали весьма малоприятными. К вечеру улицы пустели. Повсюду тревожно лаяли собаки. Неубираемые опавшие листья лежали на мокром тротуаре, словно разодранный ковер. На витринах магазинов появились решетки. На стенах там и тут попадались призывы: «ВЗДЕРНУТЬ НЕГОДЯЕВ!», «В ТЮРЬМУ ПРОКЛЯТЫХ КАРМАННИКОВ!» И, признаться, я не мог удержаться от смеха, когда увидел надпись, сделанную кисточкой на стене автостоянки: «КТО УКРАЛ МОЙ БАЛЛОНЧИК С КРАСКОЙ?»
В участок постоянно доставляли подозреваемых, но следствие продолжало топтаться на месте. Ничего не найдя у задержанных, мы отпускали их домой. Многие из звонивших в участок считали, что улики вообще дело второстепенное. Достаточно, чтобы человек был узкоглазым, или черным, или просто не англичанином, очень бедным или очень богатым, чтобы соседи позвонили в полицию и потребовали отправить его за решетку. Напряжение в городе возрастало. Мы стали получать письма, в которых нас обвиняли в том, что мы защищаем преступников. Некоторые требовали, чтобы дома подозреваемых регулярно подвергались обыску. Если у них ничего нет, то им нечего и бояться. Мы допрашивали множество людей. Порой задерживали случайного воришку, но на загадочную банду так и не выходили.
Однажды во время одного из ставших редкими семейных ужинов Джулия сказала:
- Это словно дети, которые тащат из дома все, что находят, а потом, спрятавшись в укромном месте, наряжаются, курят и изображают взрослых.
Джулия стала очень печальной. Ее обычная веселость пропала. Я подумал, что, возможно, она права. Может быть, это действительно какая-нибудь странная игра, в которую играют дети или члены очередной безумной секты. Но в таком случае они зашли слишком далеко. Люди стали всерьез бояться.
