Месяца четыре назад в гостиницу «Вильгельм Телль» вошел господин и спросил номер с ванной и красивым видом из окна. В правой руке он держал черный футляр для скрипки. Портье подал ему ключ от 25-го номера, сообщив гостю, что в номере ванна, а в хорошую погоду он может любоваться из окна видом на перевал Альпшток.
— Если вас это устраивает, заполните анкету.
Господина это устраивало. Он заполнил анкету, протянул портье багажную квитанцию и спросил:
— А сейф у вас есть?
— Разумеется, — ответил тот. — Вы можете положить туда свои ценности.
— Прекрасно. Спрячьте в сейф вот эту скрипку, пожалуйста.
Портье быстро заглянул в анкету. «Ференц Магаль» — значилось в графе «имя».
«Ну точно, венгр», — подумал он и сказал гостю, что такого большого сейфа у них нет.
— Очень жаль, — огорчился гость. — Придется мне поискать для отпуска другое место.
Услышав такие слова, портье попросил господина Магаля подождать его полчасика, ему хотелось бы посоветоваться с директором.
Господин Магаль остался ждать в 25-м номере. Через полчаса там появился сам директор гостиницы. Это был господин, весь облик которого изобличал человека хорошо воспитанного и озабоченного мыслями о приумножении доброй славы швейцарских гостиниц.
— Какая жалость! Какая жалость! — воскликнул он с порога. — Сколько времени вы намерены оказывать нам честь своим пребыванием?
— Месяца два, не меньше. Я должен хорошо отдохнуть.
Директор сделал вид, что его только что осенила прекрасная идея, и произнес:
— Мы могли бы взять для вас сейф в городе. Там есть большие сейфы. Они настолько вместительны, что туда можно поставить даже контрабас. Наш долг — выполнять все пожелания гостей. И этот долг мы выполним с радостью. Ведь мы же лучшая гостиница.
Такое отношение администрации гостиницы к своим постояльцам устраивало господина Магаля, ибо ему уже успел понравиться вид на перевал. И тогда он подчеркнул, что у него не просто скрипка, а настоящий Гумбольц.
— А, ну теперь я вас понимаю! — воскликнул директор. — И еще как понимаю.
Сейф был привезен из города на другой день. А в тот самый первый вечер, спускаясь в ресторан, господин Магаль был вынужден взять драгоценную скрипку с собой. Он держал своего Гумбольца между колен и позже, когда пил пиво в баре.
Новость о необычном постояльце мгновенно распространилась в местечке. Зал ресторана в тот вечер оказался полон людей. Каждый жаждал увидеть владельца настоящего Гумбольца. Тут были и священник, и председатель общины, и аптекарь, и другие представители местной интеллигенции, бывшие горячими патриотами своей округи. Они подсели к Магалю, приветливо осматривавшему зал. Разговор быстро и легко перешел на Гумбольца. Аптекарь поинтересовался, много ли еще осталось таких скрипок.
— В том-то и дело, что нет, — ответил господин Магаль. — Я могу с полной уверенностью сказать, что эта является последним настоящим Гумбольцем. По крайней мере в прошлом году Нью-йоркский музей современного искусства предлагал мне за нее десять тысяч долларов. Но за эти деньги я ее не отдал. Она стоит не менее пятнадцати тысяч.
— Это же пятьдесят тысяч франков, — глухо произнес директор банка. — И даже еще больше.
Незадолго до полуночи господин Магаль покинул зал, унеся с собой скрипку. Все провожали его взглядами. Председатель общины отметил его подчеркнутую скромность.
— Вот эдакому человеку и должно принадлежать такое богатство.
Лишь один священник, положение которого обязывало выступать против богатства и праздности, проявил недоверчивость.
— А что, если, — предположил он, — в футляре и нет никакой скрипки, и этот человек вовсе не венгерский эмигрант, а самый обычный венгр и, значит, коммунист?
Остальные господа не рисковали заходить так далеко в своих домыслах, но все же решили следующим вечером выяснить правду.
И они ее выяснили. Магаль был приглашен на бокал вина. Случайно заговорили о скрипке. Его спросили, правда ли, что Гумбольц ценится выше Страдивари.
— Страдивари много, а вот Гумбольц всего один, — ответил господин Магаль и сложил вместе ладони.
Этот ответ завоевал расположение священника, но он все-таки спросил:
— А можно ли посмотреть на эту скрипку? Хочется самому подержать такое сокровище.
— Разумеется! — воскликнул Магаль, быстро вышел и принес скрипку. Он открыл футляр, вынул оттуда скрипку и, как ребенка, положил ее на руки священнику.
Аптекарь, хорошо разбиравшийся в людях, а потому с самого начала горячо полюбивший Магаля, лишь улыбнулся и продолжал улыбаться, когда к столу, как по заказу, подошел господин Хёрнляйн[1].
Господин Хёрнляйн, руководивший службой по регистрации жителей, слыл в местечке известным скрипачом. Он молча взял скрипку, протянутую священником, попросил смычок и заиграл элегическую мелодию. Он играл так проникновенно, что даже картежники за соседними столиками подняли головы и закивали: вот он, мол, каков, наш Хёрнляйн.
Ему щедро хлопали. Хлопал и господин Магаль. Но успех не смутил господина Хёрнляйна.
— Очень хорошая скрипка, — произнес он, — но по звучанию ничего особенного.
— Конечно ничего, — согласился Магаль. — Это ведь не Страдивари. Это Гумбольц. А скрипки Гумбольца славятся совсем не звучанием.
