Всего два часа продолжалась эта странная попытка заглянуть в бесконечность.
Чего ждала Эроя, включив аппарат? Она ведь знала, что прошлое, возвращенное благодаря бесперебойной работе искусственной памяти, не могло заменить ни настоящего, ни будущего.
Сейчас Веяд был здесь, рядом. Сейчас? Нет, это «сейчас» давно стало прошлым и поселилось в сознании автомата, всегда готового к услугам, всегда умеющего повторить ускользнувшее мгновение, но не способного превратить утраченное в настоящее.
Эроя встретилась с Веядом. Где? На этот вопрос не сумели ответить даже ее напряженные чувства. В квадрате, высветлившемся из потемневшего как ночь фона, показалось его лицо. Он шел, словно под ногами его был пол — нечто надежное, прочное, привычное с детства.
— Веяд! — крикнула она. — Ты куда?
— К тебе, — ответил он, весело и беззаботно улыбаясь. — Куда же еще?
Собственно, эта улыбка (две детские ямочки на преобразившемся мужском лице) и сделала его живым, милым, реальным.
— Как я рада, — сказала Эроя, протянув руку к квадрату.
— Не больше меня, дорогая. Говори, говори… В прошлый раз ты была чем-то озабочена и почему-то молчала.
— В прошлый раз? А когда был этот прошлый раз?
— Вчера.
— Нет, это было не вчера, дорогой. А десять лет назад. — И все же вчера, настаивал он.
— Вчера? — повторила она задумчиво. — Я перестала понимать это слово.
— Не надо. Не надо об этом… Как подвигается твоя работа?
Она стала увлеченно рассказывать о своей работе, забыв, что рассказывает не ему, не Веяду, а его отражению, его информационной копии. Слышал ли он? Разумеется, нет.
— Прикоснись ко мне, милый. Прикоснись, скорей! — крикнула она.
Он сделал шаг, но пространство словно не пускало его, пространство и время. Просветлевший квадрат стал меркнуть, окно в бесконечность закрылось туманом расстояния.
И все же Эроя не жалела, что включила аппарат. Почти два часа она провела «вместе» с Веядом, и временами казалось, что он вернулся. Может, он и вернется, если его отпустит даль. Но когда? Десять лет прошло, и пройдет еще десять, и еще двадцать.
Она ждала. Но ведь и он тоже ждал, если был жив.
Между ними были звезды, которые своим светом напоминали ей, как велика Вселенная и как легко в ней затеряться.
Эроя притронулась к роботу, хранившему прошлое. Он был холоден, как и полагается вещам. Но из всех вещей его выделяла одна особенность: он был хранителем того, что связывало их, и сопротивлялся течению времени.
В этом сделанном из довольно прочных материалов предмете жило нечто неповторимое и интимное, впрочем, не очень прочное-кусок отраженного бытия. Эроя притронулась к роботу ласково, словно это было живое существо.
Затем она вышла из комнаты воспоминаний, усилием воли оторвавшись от утраченного.
Мир отдыхал. Отдыхала природа. Отдыхало население планеты в этот ночной, тихий час. Все существо Эрой сопротивлялось отдыху, не хотело покоя. Ночной покой-это временное отсутствие, сон, вынужденное бегство от суеты и забот дня. Сон выключал Эрою и ее сознание, заставлял забывать о том, о чем она не имела права забывать, о Веяде.
Но сегодня она не хотела уходить от воспоминаний, не хотела и не могла.
Эроя спустилась в сад, где ее ожидала машина-вездеход, преодолевающий любое пространство-водное, подводное, надводное, воздушное, безвоздушное, горное, болотное, лесное. Водитель не спал и не бодрствовал. Он пребывал по ту сторону одухотворенной и живой среды, во всем подвластный программе, безжалостной и механичной как судьба.
— Добрый вечер, — поздоровался он.
— Сейчас не вечер, а ночь, Кик, — поправила его Эроя.
— Да, ночь. Но я не люблю это слово.
— Что значит «не люблю»?
— Не люблю — значит не люблю. По смыслу это противоположно слову «любовь».
Слово «любовь», произнесенное автоматом, приобретало какой-то неожиданный и чуточку страшноватый смысл.
— Кик, сколько раз я тебя просила не произносить слов, смысл которых тебе непонятен.
— Я понимаю, Я все понимаю, — сказал автомат.
— Помолчи, очень прошу тебя. Кик, сейчас мне нужна тишина.
Небо было полно звезд. Они были бесконечно далекои, казалось, совсем рядом, так же бесконечно далеко, как Веяд.
Автомат-водитель открыл дверцу вездехода, и незаметное движение перенесло Эрою в горную местность, в Институт истории и археологии. Здесь еще было утро. Свистели птицы. Здесь утро длилось дольше, чем везде. Со скалы падал водяной поток. Грохот падающей воды освежал каждое мгновение в этом утреннем краю пахнущих смолой ветвей.
В лаборатории на реконструкционном столе лежал череп молодого охотника, погибшего еще в каменном веке.
Эрон, младший брат Эрой, выдающийся кибернетик и физиолог, советовал ей восстановить внутренний мир этого древнего дильнейца. Разумеется, не буквально вернуть утраченное бытие, а создать духовный слепок, модель ума и чувств. Эроя пока не дала согласия на это. Да и возможно ли смоделировать внутренний мир древнего дильнейца, имея только его череп?
Работа, в сущности, еще не перешла через первую стадию размышлений и догадок. Эроя старалась представить себе жизнь этого охотника, его самого, мир, который его окружал, пещеру, где он и его сородичи нашли приют.
![Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]](/storage/book-covers/fc/fc39a5abae6443457fe1ac7d2fcc954d4e486557.jpg)
