Земляничные поляны
Сказка первая
Let me take you down,
Cause I'm going to Strawberry Fields.
Nothing is real
And nothing to get hung about.
Strawberry Fields forever.
Lennon – McCartney
Саше стало плохо прямо на работе, он вдруг начал задыхаться в своём тесном корпоративном кубике, каких, наверное, сотни тысяч в нью-йоркском мидтауне. Потом заболела, заныла, левая рука и зарябило в глазах; боль растеклась по плечу, груди и всей левой части тела, даже нога занемела.
«Во, блин, как скрутило, – подумал Саша – нужно немного полежать, и всё пройдёт, это я перебрал вчера». Он отодвинул казённый кейборд и прилёг на правую руку.
Прошло несколько минут, но необычная боль не утихала, мало того – он не мог уже поднять головы, которая при этом продолжала работать. Саша понял, что у него – сердечный приступ…
– Алекс, что с тобой, – недовольно окликнула Сашу его непосредственная начальница мисс Ровнер, зашедшая в его кубик с какими-то бумагами, – тебе плохо?
Через минуту все соседние кубики ожили, оттуда повыскакивали Сашины сотрудники, а его самого уложили на пол и почему-то облили тёплой водой. Саша не мог открыть глаз, говорить он тоже не мог, но, вот интересно, – вполне чётко видел всё, что с ним происходит.
Он смотрел на себя, лежащего на полу, откуда-то с потолка, и ему было ясно, что он умирает, а может быть, уже умер. Причём умирать оказалось очень интересно, появилась какая-то странная способность чувствовать людей, достаточно было зафиксировать взгляд на человеке, и весь его внутренний мир словно становился частью собственного внутреннего пространства. Саша с любопытством рассматривал своих сотрудников, удивляясь, как мало он о них раньше знал. Впрочем, картинка с ним самим и его коллегами стала бледнеть и растворилась бы вообще, но внимание Саши привлёк один из его сотрудников, с которым он даже не был знаком. Это был невысокого роста худощавый индус, очень смуглый и испуганный. Он находился в своём кубике довольно далеко от происходящего и смотрел прямо на Сашу, то есть на потолок. Саша понял, что индус то ли молится, то ли прощается с ним. Саша смотрел на индуса и поражался, как гармонично и прочно устроен его внутренний мир, общаться с индусом таким образом было огромным удовольствием.
Но связь эта быстро прервалась, обе створки внешней двери офиса шумно отворились, и в тесное помещение протиснулась больничная каталка, напоминавшая скорее гроб или небольшой танк – так много на ней находилось всяких приборов, каких-то ящиков, блестящих железяк, отовсюду торчали и кудрявились провода.
Каталку толкал высокий поджарый мулат-санитар. Саша стал смотреть на него и подивился, сколько физической силы было в этом человеке. Он был наголо выбрит, только тонкая полоска едва заметной бороды обрамляла его вытянутое козлиное лицо. Одет он был в широкий, без воротника, синий халат с короткими рукавами, из которых выпирали до отвращения жилистые руки. Саша понял, что санитар – очень злой и дикий по природе человек, и при этом – весьма амбициозный и эксцентричный.
Позади него плёлся другой санитар, бледный очкарик-ирландец, на которого даже смотреть было скучно – до того он был вялый. Где-то там за дверью был ещё и третий, видимо – врач. Саша его не видел, только чувствовал, что тот говорит о нём с кем-то по телефону.
Чёрный санитар быстро подошёл к Сашиному телу и склонился над ним. Каким-то странным движением он содрал рубашку с его груди и схватил Сашу за горло двумя пальцами. В это время вялый ирландец распутывал какие-то провода с каталки.
Саша не мог уже видеть своего тела – слишком уж много всего скучилось вокруг, зато он увидел две странные штуки в руках у чёрного санитара. Внешне они напоминали резиновые вантузы – таким вантузом Саша прочищал засорявшиеся время от времени унитазы в своём доме. Вместо палок, правда, в них были воткнуты провода, ведущие к ящикам с каталки. Бритый верзила, стоя над Сашиным телом на коленях, высоко над головой поднял свои клизмы – в этот момент он напоминал какого-то африканского шамана, – а потом вдруг со всей силы вдарил ими прямо Саше в грудь, да так, что Саша завыл от боли, ощутив себя на долю секунды на мокром холодном полу кубика. Затем он опрокинулся в какую-то кромешную тьму…
Темнота не была полной – прежде всего потому, что где-то совсем рядом были слышны голоса. Разобрать, о чём говорят, было трудно: обрывки слов перекрывали звуки по-дилетантски повизгивающей гитары. Сашины глаза постепенно привыкали к этой темноте, и он стал смутно различать окружающие его предметы. Первым проявился старенький велосипед, висящий на стенке. Саша тут же его узнал и вспомнил. «Ёлы-палы, так это же моя “Ласточка”!» – Саша обрадовался несказáнно. Потом вокруг Саши стал проявляться кишкообразный коридор его квартиры на Лиговке, из которой он уехал в Нью-Йорк двенадцать, что ли, лет назад.
Саша вполне отдавал себе отчёт в том, что только минуту назад он умирал на полу, и, видимо, всё-таки умер.
«Так вот оно, как тут устроено», – подумал Саша и пошёл по своему коридору туда, в самый конец, где, по идее, располагалась довольно большая, по питерским понятиям, кухня. Когда-то кухня была коммунальная, но Сашина мама умудрилась выжить из этой квартиры обоих соседей, на что ушло примерно двадцать лет жизни.
