Сказка об искушении

Алексей Кудряшов

СКАЗКА ОБ ИСКУШЕНИИ

- Помни, Люци: наша главная цель - истребление не людей, а ДОБРОДЕТЕЛИ. Уничтожь ее - и люди сами убьют себя. - Я знаю. Учитель. - И еще. Остерегайся Старца, его Небесной канцелярии. Только хитрость может ослепить их. - Я понимаю это. - Тогда действуй, мой мальчик. И да поможет тебе Тень Великого Предка!

* * *

В пятницу после обеда я наконец-то вплотную занялся очерком. То есть заперся у себя в каюте, распаковал пишущую машинку, вставил чистый лист бумаги и сверху крупно напечатал:

"ИЗ ЖИЗНИ ОТДЫХАЮЩИХ. ОЧЕРК."

Название я придумал давно. Его, собственно, и придумывать не надо было. А вот с текстом вышла неувязка. Никак не придумывался текст. Кость в горле у меня этот треклятый очерк. Три дня осталось, а готово еще только одно название. Не идет текст, и все. Забыло меня вдохновение. Конечно, я славно проводил время и без этого капризного гостя, но, боюсь, редактор меня не поймет. Да я и сам виноват: нечего было предлагать. Обошелся бы он как-нибудь и без моей паршивой писанины. Я вздохнул тяжко и задумался. Надо было начинать. На размышление ушло всего минут пять. Я склонился над машинкой и бойко застучал по клавишам. Получилось следующее: "Шел по морю корабль. Корабль был туристический, и плыли на нем мы пятнадцать советских студентов. Счастливые победители конкурса, устроенного японской фирмой "Мун" совместно с нашим Интуристом. Нам достался главный приз - двухнедельный круиз по экваториальной части Тихого океана". Я напечатал точку и остановился. Все это ерунда. Только первое предложение и можно оставить. Второе, правда, тоже куда ни шло, но меня в нем одно слово смущает. Черт его разберет, как правильно - "туристический" или "туристский". Я опять тяжко вздохнул и отодвинул машинку. Терпеливо просидев на месте еще пятнадцать минут и ничего не надумав, я поднялся, накинул на плечи пиждак и отправился на палубу подышать свежим воздухом. На палубе никого не было. Вернее, почти никого. Сгустившиеся тучи и накрапывающий дождик прогнали всех моих сотоварищей в каюты. Но я сказал "почти никого", потому что два героя все-таки остались. Укрывшись под тентом, Андрей с Борькой самозабвенно играли в шахматы. Они даже не заметили, как я подошел. Взглянув на доску, я сразу смекнул, что дела черных (то есть Борьки) плохи. Ему грозит мат в несколько ходов. В принципе, этого и следовало ожидать: Андрей с первых же дней нашего знакомства показался мне рассудительнее и серьезнее взбалмошного Борьки. Я закурил и стал наблюдать, как будут развиваться события. А события развивались даже быстрее, чем я предполагал. Андрей остроумно пожертвовал пешку. Борька, не мудрствуя лукаво, "съел" ее и тем самым подписал себе смертный приговор. Андрей в ответ двинул ладью, и я понял, что жить Борьке осталось не более двух ходов. Дальнейшее меня уже мало интересовало. Я покинул теплую шахматную компанию и не спеша пошел к себе, чтобы снова помучиться над очерком. У двери, ведущей вниз, я задержался, докурил сигарету, прицелился и бросил ее в урну. Она чудом повисла на самом краешке чаши. А уходить ох как не хотелось! Я подумал, что очерк еще пару минут подождет, облокотился о поручень и стал смотреть, как дрожит за бортом океан.

ОН НЕ ВИДЕЛ, КАК БРОШЕННЫЙ ИМ ОКУРОК, НЕ УСПЕВ ПОГАСНУТЬ, УПАЛ С УРНЫ, ВОПРЕКИ ВСЕМ ЗАКОНАМ ПРИРОДЫ ПОКАТИЛСЯ ПО ПАЛУБЕ И ПРОВАЛИЛСЯ В ВЕНТИЛЯЦИОННУЮ ЩЕЛЬ МАШИННОГО ОТДЕЛЕНИЯ.

Вдруг я услышал странный звук. Как будто какой-то исполин с силой сделал выдох. А через секунду где-то внизу загрохотало. Все последующее заняло считанные мгновения, но у меня перед глазами проходило точно в замедленной съемке. Палуба прямо передо мной внезапно вспучилась, ломая настил и переборки. Столик, за которым играли Андрей с Борькой, приподнялся, перекувыркнулся, разбрызгав по сторонам шахматные фигурки, и грациозно полетел за борт. Андрей, вцепившийся в свой стул, так верхом и последовал за ним. А растерявшегося Борьку здорово шмякнуло о спасательную шлюпку. В ту же минуту в спину мне ударила неведомая сила и швырнула вперед, прямо в черную дыру, разверзшуюся посреди палубы и выплевывающую обломки внутренностей корабля. Меня крутануло, подбросило и напоследок чем-то крепко стукнуло по голове. Больше я ничего не помню. Не знаю, сколько продолжался этот ад, сколько я пребывал в беспамятстве. Но очнулся я тоже от удара - уж не помню, которого по счету. Очнулся - это слишком сказано. Просто я вдруг почувствовал, что лежу весь мокрый на чем-то неровном, жестком и холодном. И понял, что живой. Чувства возвращались ко мне постепенно. Возникло ощущение, будто меня трясут за плечо. Потом я услышал голос - слабый и далекий. Он звал меня: - Виктор, Витька, ты живой? Вить!.. Голос становился все громче и громче, и я догадался вскоре, что это Борька-шахматист. Но я не мог пошевельнуться, я не чувствовал ни рук, ни ног. Я был даже не в силах открыть глаза. Потом я понял, что меня куда-то несут. Причем несут небрежно, будто бревно, а не человека. Умудрились даже стукнуть обо что-то. Кто-то застонал. Господи, да ведь это же я стонал! Странное это ощущение - мысль работает, а тело не повинуется. Будто парализованный. Неужели я на всю жизнь таким останусь? Эта мысль испугала меня. Я напрягся и неистовым усилием воли заставил себя пошевелить пальцами правой руки. Получилось! Но это движение отобрало столько сил, что я опять на некоторое время отключился. Когда сознание вернулось ко мне, я снова почувствовал, что лежу на чем-то твердом, но на сей раз гладком. В голове шумит, но в целом состояние сносное. Я осторожно приподнял веки. Солнечный свет безжалостно ударил по глазам и на несколько мгновений ослепил меня. Чуть попривыкнув к нему, я разглядел перед собой Борьку и... Андрея. Того самого, который вылетел за борт. Через четверть часа стараниями Борьки я уже знал в общих чертах, что с нами приключилось. Оказывается, нас троих после взрыва выбросило в океан, а уж он, потом, руководствуясь непонятно какими соображениями, выплеснул нас на почти круглой формы скалистый островок, имевший в поперечнике метров сто. Таким образом, мы остались совершенно без средств к существованию, зато живы и невредимы. Остальные же, несомненно, погибли. И мы-то спаслись чудом, только потому, что находились в момент взрыва на верхней палубе. Первым пришел в себя Борька. В двадцати шагах от него лежал Андрей. Борька привел его в чувство, а затем в противоположной стороне островка наткнулись на меня и перенесли подальше от воды. Так я очутился чуть ли не посередке острова, на одинокой, высоко поднятой, точно операционный стол, отполированной природой гранитной плите. Скалы отступили от этой плиты, создав вокруг небольшую ровную каменистую площадку. Единственной достопримечательностью острова был старый деревянный столб с перекладиной в форме буквы Г. Он торчал около самой плиты, напоминая чем-то виселицу. Непонятно, для каких целей его сюда воткнули, но ясно хотя бы, что когда-то на эти скалы ступала нога человека. Правда, было это давно и пет никаких оснований надеяться, что подобное повторится в ближайшее время. А значит, мы обречены. Пока Борька рассказывал мне обо всем, эта мысль неотвязно стучала у меня в мозгу. Когда он замолчал, я обронил задумчиво: - А вот успели ли они дать SOS? Андрей меня понял. - Вряд ли, - ответил он. - Взрывом разворотило весь корабль. Сразу. - Значит, в ближайшие три дня нас никто не хватится. За это время без пресной воды мы просто подохнем. - Может быть, будет дождь. Мы сделаем выемки в скалах, и они наполнятся водой, - предложил Борька. - Ты умеешь вызывать дожди? - ехидно спросил я. - Посмотри на небо. На небе не было ни облачка. Это сколько же мы пролежали без сознания, если ветер успел далеко унести пугавший на корабле дождик? - Если не пойдет дождь - будем умирать, - негромко сказал Андрей. Как-то уж слишком буднично прозвучали у него эти слова. Наверное, целый час просидели мы на гранитном "столе", не говоря ни слова друг другу и тупо разглядывая нагромождения скал. От этого пейзажа мне стало тошно. Захотелось пить и курить. Курить даже сильнее. Инстинктивно я принялся шарить у себя по карманам. Но пиджака, когда-то небрежно накинутого на плечи, естественно, не было, а сигареты я держал обычно в нем. Так что все мои старания были напрасны. Впрочем, нет. В заднем кармане джинсов я нащупал зажигалку и свернутую вчетверо бумажку. Я заботливо положил зажигалку рядом с собой (одежда-то на мне уже практически высохла на солнце, но внутри карманов было еще мокро; так что пусть-ка зажигалка подсохнет), а записку аккуратно развернул. Бумага была сырая и буквально расползалась в руках. Я положил ее на ладонь, разгладил и прочел: