Сказка об Алешке-Рязань и дядьке Беломоре
Авторы: Лев Абрамович Кассиль
Жанр: Советская классическая проза
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 4 страницы. Год издания книги - 1935.
Рассказ о строительстве каналоармейцами Беломорско-Балтийского канала.
Рисунки Т. Звонаревой.
Читать онлайн Сказка об Алешке-Рязань и дядьке Беломоре
Сказка об Алешке-Рязань и дядьке Беломоре
Было два моря, и между ними была длинная гора.
Жили двое соседей, и между ними был длинный спор.
Моря назывались: Белое и Балтийское. А соседи были: художница – добрая душа и военный коммунист – строгий человек. И спорили они о красках. Художница любила только ласковые цвета и нежные краски. Она любила розовую и голубую. Она любила серебряную и золотую. А других красок она и знать не хотела.
– Ах, уберите от меня скорее этот грубый серый цвет! – восклицала она и закрывала глаза, чтобы не видеть.
А военный коммунист видел и знал все краски, какие только есть в жизни. Он любил голубое небо и зеленую траву, и красные галстуки пионеров, и их розовые щеки. Но он любил также грубый серый цвет своей шинели и пахучую черную краску, которой печатают буквы в книге.
Целый день художница рисовала в своей комнатке красивые картинки. Она рисовала голубое небо и розовую зарю, золотые поля и серебряную луну. При этом она так умилялась, что у нее текли слезы. Слезы текли и капали прямо в краску. И краски получались жидкие-прежидкие. Она вообще была такая плакса, эта художница! Но ни за что в этом не сознавалась. «Ах, что вы, ничего подобного, – говорила она, – я вовсе не плакса. Я – добрая душа и плачу только в трех случаях: во-первых, от грусти, во-вторых, от радости, а в-третьих, когда нет ни грусти, ни радости. Тогда я плачу потому, что мне скучно. Вот и все». А военный коммунист, правда, плакал только три раза в жизни. Он плакал в первый раз мальчишкой, когда хозяин-сапожник выгнал его на улицу. Второй раз, когда в гражданскую войну заболел тифом: он хотел встать, чтобы итти в бой, а ноги у него подогнулись… И в третий раз заплакал военный коммунист, строгий человек, когда умер Ленин. Вот и все. А скучать ему было некогда. Дни и ночи занимался он в высоком зеленом доме. Этот дом стоит посреди Москвы, на Лубянском холме. И оттуда видна, как пожарному на каланче, вся советская страна. И оттуда следят, не готовят ли нам плохие люди вред, не замышляют ли враги напасть на наши границы. Этот дом зовется ГПУ. Люди в нем день и ночь на страже. День и ночь на-чеку. И называются они чекистами.
– Я добрая душа, а вы строгий человек, – говорила коммунисту художница. – Вы чекист, вы – ГПУ.
И они всегда спорили. Художница знала только сладкое. А чекист-коммунист пробовал и горькое. Художница рисовала один лишь свет. А чекист замечал и тени. Но главный спор у них вышел из-за Алешки, по прозвищу Рязань.
Алешка был беспризорником из Рязани. Отца с матерью у него убили белые в гражданскую войну. А из детского дома Алешка убежал потому, что обиделся за клюквенный кисель. Алешка очень любил кисель с молоком. Он ел его медленно и баловался. Он выедал кисель с двух боков блюдечка и в ямки наливал молоко. А в середине оставалась кисельная перегородка. Алеша съедал ее на самый последок. Уже все дети давно поужинали, рот утерли и спать пошли, а он один все с киселем балуется. Заведующая торопила его и брала ложку, чтобы смешать кисель с молоком, но Алеша кричал:
– Не пропружай! Не пропружай! Это моя плотина!
И дрался. Раз он так поздно засиделся с киселем и так громко кричал «не пропружай», что перебудил всех ребят. Ребята напугались. Заведующая отняла у Алеши блюдечко. Тогда Алешка ей назло убежал из детдома. Он стал беспризорником. Его прозвали Алешка-Рязань.
Однажды в выходной день коммунист-чекист и художница гуляли по Москве. Они гуляли и спорили. Они спорили о погоде. Художница признавала только тихую погоду, а чекист любил ветер и не боялся простудиться. И тут они увидели чумазого беспризорника.
Это был Алешка. Он сидел в грязи. Киселя у него теперь уже не было. И Алешка возился в грязной луже. Он прямо руками рыл землю и делал плотину-запруду.
– Ах, какой ужасный! – закричала художница. – Он совсем черный, грязный! Я не могу видеть…
– Надо отправить его в трудкоммуну, – сказал чекист. – Там его отмоют. Эй, приятель! Как тебя звать? А?.. Алешка? Рязань? Ну, земляки, значит. Я тоже рязанский. Так вот, друг Алешка, идем-ка, брат, со мной…
– Пошел ты! – заворчал Алешка. – Все равно убегу.
– Ах, он вас боится, как вы не понимаете! – воскликнула художница. – Вы строгий человек, а ему нужна добрая душа. Я не отдам его вам. Я хочу сама его приютить. У него такие голубые глаза. Только пусть кто-нибудь помоет его, чтобы он стал розовый-розовый.
И художница хотела подойти к Алешке поближе. Она сделала один лишь шаг…
– Не пропружай! – закричал Алешка. – Не видишь, куда ногу ставишь? Тут плотина.
– Слушай, мальчик, – ласковым голоском сказала художница. – Хочешь жить у меня? У меня хорошо. Я тебе картинки нарисую.
– А закурить у тебя есть?
– Что ты, Алеша, разве можно так? Как тебе не стыдно курить?
– Иди ты, знаешь, подальше от меня…
Вот какой грубиян был этот Алешка! Художница заплакала. Алешке стало жаль ее.
– Сразу уж и реветь, – сказал он. – Чего зря глаза пропружаешь? Ладно. Пойду. Дашь киселю?..
Вот тут и начался большой спор. Чекист говорил, что это дело государства, что Алешку надо обязательно отправить в колонию для беспризорных. Там его вымоют и выучат работать. Это будет по-ленински. Ленин именно так говорил: «В республике не должно быть обездоленных и беспризорных детей. Пусть будут юные, молодые и счастливые граждане». Вот как говорил Ленин. А счастливым можно стать только работая. Но художница ни за что не отдавала Алешку. Она говорила, что сама воспитает сироту.
